Как удивительно порой бывает найти что-то общее с человеком, который  совершенно на тебя не похож! С полковником Шабо Машу разделяло, казалось бы, все на свете: возраст, происхождение, воспитание, наконец, жизненный опыт, но вот неожиданность! Стоило ему заговорить о своих мечтах, как все это словно по волшебству, тут же отступило даже не на второй, а на какой-то самый дальний, почти невидимый план.
- В Пари-иже? – переспросила она, тут же сама вновь невольно переходя на мечтательную волну, и на некоторое время задумалась, словно бы действительно решала для себя этот вопрос. – Боюсь показаться совсем уж глупой, но не хочу притворяться… Не знаю! Я ведь и в Петербурге еще ни разу не была. И в Москве  даже, а вы говорите про Париж.
Взглянув чуть иронически сверху-вниз на сидящего перед нею мужчину, Маша легко дотронулась указательным пальцем до кончика его носа, стирая оказавшийся там неведомо каким образом клочок мыльной пены.
- Поверьте, я оценила вашу деликатность, месье! – усмехнулась она еще через секунду в ответ на его мимолетное уточнение. – А любознательность вовсе не порок. Мне вот лично тоже интересно, почему многие считают Париж столицей мира? Что в этом городе так манит к себе людей? Расскажите мне о нем – и тогда я, возможно, смогу ответить на вопрос, хочу ли там жить… Но сначала я вас все-таки побрею!
Мягко высвободившись из рук полковника, она снова склонилась к его лицу и, почти физически ощущая, как он напряжен, хотя, верно, скорее умрет, чем как-то это выкажет, стала неторопливо водить безупречно наточенным лезвием по его щекам и скулам. Бритву при этом держала строго под определенным углом и как можно ближе к коже – именно так, как в свое время   велел делать батюшка, объясняя, как максимально гладко срезать волоски и не нанести увечья.
- А кажется, и неплохо получается! – остановившись, чтобы получше рассмотреть и оценить участки совершенно гладкой и главное – целой кожи, проступившие среди пока еще преобладающего мыльно-щетинного буйства, барышня Баратынская вздохнула с гордостью и удовлетворением. – Теперь вы уже чуть меньше похожи на лесного разбойника… Заметьте, я не сказала, что они мне совершенно не нравятся! – прибавила она вдруг, копируя недавнюю интонацию Шабо. А затем, как ни в чем не бывало, продолжила свои манипуляции над его лицом. Вернее, над подбородком и верхней губой. И уж тут, так сказать, на более сложном рельефе, без его помощи было никак не обойтись. Потому дальше полковнику – по Машиному хотению, разумеется, пришлось скорчить подряд несколько весьма странных гримас: надуть попеременно то одну, то другую щеку, выпятить вперед подбородок, подпереть языком изнутри верхнюю губу… Все это порой смотрелось ужасно забавно. И в какой-то момент, когда оба уже достаточно раскрепостились и – каждый насчет своего – более-менее успокоились, стало даже походить на род игры.
Строго говоря, уверенности в том, что Огюст намеренно корчит перед ней настолько смешные физиономии у Маши, конечно, быть не могло, но в сочетании с едва заметно поблескивающим взглядом, долго выдерживать который со столь близкого расстояния  у барышни Баратынской получалось далеко не всегда… это было очень даже вероятно! Хотя, уточнить она так и не решилась.
- Вот и все! – покончив с последними, самыми упорными островками щетины на его шее, торжественно объявила Маша, бережно промокая оттуда и с висков остатки пены влажным льняным полотенцем. – А вы все еще живы и свежи, как майская роза! Можете думать, что хотите, но я очень горжусь проделанной работой и чувствую себя в полном праве требовать за свои старания награды!

- Ну вот! – воскликнула Маша, сделав вид, что крайне разочарована отказом полковника немедленно поведать ей о Парижских достопримечательностях.
Хотя, по правде сказать, была рада, что Шабо, сам того не ведая, только что подсказал ей выход из весьма затруднительного положения, в которое, впрочем, она по традиции загнала себя сама – потребовав у него какой-то неведомой награды за свои труды. Какой и главное, зачем – бог-весть! Просто к слову пришлось. Другой бы, может, и внимания не обратил, или как-нибудь отшутился, а вот Огюст, конечно, тут же поинтересовался, что именно она имеет в виду. Причем, поинтересовался  так, будто речь непременно пойдет о чем-то интимном… Вот и как, как ему это все время удается?!
Так что и правда, пусть лучше думает, что несколько интересных баек о Париже – это все, что она мечтает получить.
Хотя, разве ей действительно может быть нужно от него что-то еще?!
От этой  мысли Машины щеки вновь предательски вспыхнули. Украдкой покосившись на француза, который в этот момент тоже будто бы задумался о чем-то своем, она едва слышно выдохнула, чувствуя облегчения от того, что на сей раз он, кажется, ничего странного в ней  не заметил. Но на всякий случай все же решила дать себе – и своей коже – еще немного времени, чтобы прийти в обычное состояние. Потому, отвернувшись от полковника,  собрала в фарфоровый умывальный таз все только что использованные принадлежности для бритья и, выплеснув туда остатки чистой воды из кувшина, принялась за их мытье. Правда, буквально через пару минут, вновь удивленно обернулась к Шабо, пытаясь сообразить, что его вдруг так рассмешило.
Оказалось, дело было в посетившем его воспоминании. И верно, весьма необычном. Впрочем, кажется, ей бы пора уже начать и привыкать к тому, что у этого человека ничего не происходит так, как у всех остальных.
Тем не менее, выслушав до конца все пояснения, она покачала головой и недоверчиво  улыбнулась:
  - Нет, не рассказывал. Митя вообще не очень любит делиться своими военными приключениями. А вот вы, месье полковник, в этом все больше напоминаете мне достопочтенного барона Мюнхгаузена! Знаете такого? Мой батюшка прежде часто читал нам  в домашнем кругу вслух о его удивительных  похождениях… Нет, ну правда, разве возможно остаться друзьями после такой первой встречи?! И кто этот удивительный человек, который выжил после вашего выстрела в упор?

Всего минуту назад они говорили совсем о другом. И, услышав из уст Шабо такую знакомую фамилию, Маша сразу подумала – не может ли  этот неведомый Эжен-Евгений оказаться родственником их кощинских Оболенских? Вроде бы, Вера даже как-то упоминала в разговоре какого-то своего столичного кузена и кажется, он тоже был офицер… Но прежде, чем она успела рассказать об этом, подивившись, как тесен порой может оказаться выглядящий необъятным мир, произошло нечто совершенно неожиданное.
- Влюблены?.. – почувствовав внезапную слабость в коленях, тихо и растерянно повторила барышня Баратынская  вслед за полковником брошенное им словно бы вскользь и невзначай слово, все еще не в силах поверить в то, что только что услышала первое в своей жизни признание в любви… Или же, может быть, это ей только показалось?
Однако нежное прикосновение к ее руке было совершенно реальным. Даже слишком реальным – настолько, что образованные им мурашки мгновенно пробежали по всему ее телу, рождая в свою очередь неведомое прежде томление. Ни один мужчина еще не касался ее так. И не смотрел на нее так, как смотрел сейчас Огюст. От этого взгляда Маше хотелось немедленно убежать,  куда-нибудь спрятаться – и в то же самое время постоянно ощущать его на себе.
- Но почему же не к месту? – спросила она, собравшись, наконец, мыслями, пораженная столь странным несоответствием его слов и действий. – Почему не ко времени? Не знаю, верю ли я в судьбу. Но если она все-таки есть, разве не справедливо было бы с ее стороны, забрав из наших жизней уже столь многих близких и родных людей, попробовать возместить все эти утраты всего хотя бы одним, посылая вам меня, а мне – вас? Видит бог, я бы… с радостью приняла от нее такой дар…  – опуская глаза, Маша чуть крепче сжала  руку полковника и прибавила совсем тихо. – Ведь вы тоже стали мне  дороги, Огюст. Дороже, чем кто бы то ни было прежде…

Отредактировано Мария Баратынская (2018-04-21 04:40:21)

- В таком случае, в своем рассказе мне, конечно,  выгоднее было бы  перевернуть все с ног на голову, - откликнулась Маша и, мягко высвобождая свою руку, отступила на пару шагов.
Не желая и, наверняка, вовсе не ожидая  подобного эффекта, своим вопросом Шабо только что лучше самой строгой дуэньи напомнил ей о рамках, которые все же лучше не переступать. Во всяком случае, пока. Хотя еще за минуту да того, дрожа и замирая от его прикосновений и слов, Маша была почти готова окончательно забыть о них и пустить все на самотёк. Преступить грань, даже не ведая, что за нею находится. Однако теперь врожденное здравомыслие снова  взяло верх над чувствами, пусть все еще и пребывающими в некотором смятении.
- Но я совсем не хочу вам врать, - продолжила она с улыбкой, надеясь сгладить ею неловкость своего внезапного отступления. – Поэтому расскажу все, как есть. Итак, если бы все было «по правилам», в самом начале, заметив, и заинтересовавшись друг другом, мы бы тотчас обязаны были сделать каменные лица и еще какое-то время даже не пытаться встречаться взглядами. Затем, на следующем балу, а лучше даже через два, чтобы не дай бог, никто не обвинил нас в нескромности и нарушении приличий, вы бы нашли кого-нибудь третьего, известного нам обоим, чтобы он, наконец, смог нас познакомить. При этом следует по-прежнему держать на лице каменное выражение. Не забывайте делать то же самое и во время первого совместного танца. Показывать свой интерес – признак распущенности! Далее должно пройти сколько-то времени, в течение которого вам предстоит выяснить все необходимое обо мне, моей семье, происхождении и, само собой разумеется, приданном, которое можно получить в случае свадьбы. Если все это вас устроит… на следующем балу можно пригласить меня на танец еще раз. Только ни в коем случае не забывайте про каменное выражение лица, иначе вы не романтический герой… Далее, спустя… месяц, а лучше даже два, можно попытаться убедить вашего отца в том, что женитьба на такой барышне, как я – выгодная и удачная партия. Если это удается, то в бой вступает тяжелая артиллерия в виде родни, а нам с вами остается лишь ждать, чем все это закончится. Для того чтобы, спустя еще несколько времени, при удачном исходе этих сложных переговоров, вы – сохраняя всю ту же каменную мину – могли просить моей руки. А я – принять ваше предложение! Ну а дальше – все, как у всех. Помолвка – желательно не меньше года, и свадьба. Таков уж наш порядок жизни! – грустно вздохнув, закончила она. И вдруг, вскинув на Шабо, внимательно слушающего ее рассуждения, смеющийся взгляд, воскликнула: – Поверили?! Да все это шутка, конечно. Или же – изрядное преувеличение истины, которая отнюдь не так сурова. На самом деле, все и у всех происходит по-разному. Наверное, так же, как и во Франции? К тому же, вам, Огюст, вовсе не нужны мои подсказки, чтобы поступать не так, как все, вы делаете это по наитию! И, клянусь, я бы ни за что не захотела от вас иного! Только… не совсем понимаю, а… как бы вы… ухаживали, - немного замявшись, она не сразу выговорила это слово, все еще стесняясь употреблять его в отношении себя, - за мной, если бы не мое происхождение? Разве здесь есть... могут быть какие-нибудь различия для… порядочного человека?