Отсутствие балов и приемов скорее радовало Евгения. Он не был любителем светских мероприятий, хотя по праву рождения, титулу и фамилии принадлежа к высшей знати был просто обязан поддерживать реноме, и частенько отговаривался от присылаемых приглашений служебными делами. Было просто невозможно поспеть повсюду, и одновременно с этим заниматься своими прямыми обязанностями, а служба для него всегда была на первом месте. Смолин, получивший отпуск на время поста уехал  к сестре, и поэтому практически единственное место где он бывал за весь месяц помимо плаца, стрельбища, манежа и казарм - был лишь дом Карповых, куда его тянуло как магнитом.
Тихие семейные вечера, бесконечные беседы с Федором Константиновичем, к которому Оболенский проникался все более глубокой симпатией и уважением, приятнейшее общество Анны Савельевны, и главное… Элена… Элена, с которой хоть и ни разу с тех пор не удавалось побыть наедине, но даже в те вечера, когда Федор Константинович расспрашивал его у камина за сигарами и коньяком о Корпусе, об Итальянском походе, и о многом другом, сам, в свою очередь делясь интересными историями из своего прошлого - в то время как его дочь и супруга устроившиеся в соседних креслах за чаем или рукоделием - тихонько говорили о своем, или же, прислушиваясь к разговору мужчин, время от времени задавали вопрос или вставляли комментарий, даже в эти вечера, сам факт того, чтобы видеть ее, слышать звук ее голоса, наблюдать словно невзначай и переполняться торжествующим волнением, когда удавалось перехватить ее взгляд, направленный на него, словно бы в ответ на его собственный - все это было настолько исполнено бесконечного уюта и тепла, что возвращаясь после в казарму, где чаще всего и ночевал, или же домой - Оболенский живо ощущал - как не хватает в его доме такого вот тепла.
И представляя себе, что однажды она войдет в его дом, войдет хозяйкой, он ощущал такое же тепло и чем дальше, тем больше понимал, что именно эту девушку, и никакую другую хочет видеть своей женой.
От природы сдержанный и замкнутый - рядом с этими искрящимися зеленым огнем глазами, Евгений преображался, как кусок льда преображаясь под лучами солнца и начинает искрить точно алмаз.
Смолин, вернувшийся после Пасхи был весьма удивлен и обрадован подобными переменами в своем друге, и хотя то и дело подначивал Оболенского, уверяя что того околдовали, и теперь он совсем пропадет для жизни, а с другой стороны тут же принимался расписывать, как ему, Мишелю подойдет роль шафера. О том, что дело идет к сватовству ни тот ни другой не сомневались, да и Карповы навряд ли с таким постоянством бы сближались с молодым офицером, если бы не видели ясно его намерений и не поддерживали их, хоть пока и негласно.
Но все это было пока лишь в планах, тогда как время шло, и сдав наконец в начале апреля императорский смотр, к которому готовились больше двух недель, Оболенский, целых две недели не видевший Элену направился к Карповым, предварительно известив их запиской, с формальными расспросами о состоянии здоровья Федора Константиновича, и, как и ожидал, получивший с ответом приглашение на чай.
Лужи, слякоть и грязь, запрудившие улицу повозки и экипажи, крикливые голоса лоточников на всех улицах, выползших точно букашки после дождя на свет божий, в другое время раздражали бы молодого офицера безмерно, но сейчас, хоть и приходилось умерять шаг вороного, он был исполнен такого спокойной, глубокой радости от предстоящей встречи, что словно бы и не замечал всего этого.
Однако случается всякое. Едва он вывернул на набережную Екатерининского, как с тротуара послышалась ругань, кто-то выплеснул ведро с помоями, и что-то маленькое и стремительное спасаясь от мутного потока метнулось через мостовую чуть ли не под копыта его коня. Вороной от неожиданности дернул в сторону, попятился и захрапел. Евгений придержал повод, наклонился вперед, с успокаивающим “шшш” охлопывая лоснящуюся антрацитом шею, взглянул вниз и вскинул брови.
Прямо в луже, чуть ли не под самыми копытами жеребца сидел… маленький, ошалевший, и  очень несчастный котенок. С ног до головы перемазанный какой-то дрянью, коей могли быть в равной степени липкая грязь мостовых и помои - он был похож на комок спутавшейся, заляпанной грязью шерсти, и только торчавшие в разные стороны большие ушки дергавшиеся на каждый звук - свидетельствовали о том, что сие действительно живая тварь божья а не просто комок грязного меха, оторвавшийся от чьего-то воротника. Перепуганный до полусмерти котенок, едва не попавший под массивные копыта, сейчас недобро постукивавшие по мостовой, так и застыл там, где и был, тогда как конь, не любивший никаких сюрпризов, храпел и пытался попятиться.
Отчего-то вместо того чтобы тронуть коня коленом, обойти котенка, и отправиться дальше Оболенский соскочил на землю, и присел на корточки, рассматривая это несчастное существо. Наверное надо было попросту взять его за шкирку, переставить на тротуар и отправиться дальше. Собственно так он и пытался сделать, но едва поднял мальца за шкирку - а тот повис, трогательно поджав передние лапы, офицер неожиданно улыбнулся. Малыш выглядел таким перепуганным, голодным и несчастным, так дрожал, и был так перемазан, да и тощий - одни глаза да уши, что неожиданно Оболенский улыбнулся. Ну что было - оставить тут? Околеет с голоду, затопчет лошадь, переедет телега или собака загрызет. Куда еще деваться такому мальцу? Ничего похожего на маму-кошку очевидно не имелось, поэтому пораздумав секунды две, он извлек из кармана платок, завернул в него котенка и посадил за отворот мундира, после чего вновь поднялся в седло и продолжил путь. Котенок продолжал дрожать, но неожиданно попав в запазушное тепло притих. Тем лучше.
Уже через несколько минут Оболенский остановил коня у дома Карповых, сдал вороного конюху, почтительно снявшему картуз, и заявившему “Барыня с барышней в саду -с”. Назвать небольшой садом язык бы не повернулся, но он был очень ухожен по ранней весне, и Оболенский еще издали увидел яркие платья хозяек дома. Шагая по проложенным на размокшей земле доскам он дошел до них, и с улыбкой приветствовал их, поднеся к губам пухлую ручку мадам Карповой, и раскланявшись с Элен и ее компаньонкой.
- Анна Савельевна, Елена Константиновна, синьора Розмерта, рад приветствовать вас. Чудный день вы решили провести на воздухе.

- С превеликим удовольствием. - отозвался с едва заметной улыбкой молодой офицер, склоняя голову, причем неизвестно было к чему из предложений относилось его согласие, и скорее всего - ко всему сразу.
Адресовав теплый взгляд молодой девушке он сделал еще шаг, и уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг произошло нечто непредвиденное. Подобранный на улице котенок, ничего не понимавший в том - где он вообще очутился, и что происходит, едва придя в себя от невольного шока, сопровождающего попадание из холода и опасности в темноту и тепло - заерзал на месте, и решил выбраться из непонятного ему места единственным доступным способом - вцепился в первое что попалось ему под лапы, тонкими, но острыми как рыболовные крючки коготками.
Этим первым оказались черная шелковая манишка, рубашка и кожа под ней.
Острая, а главное, неожиданная боль, заставила Евгения ахнуть и схватиться за грудь, явно перепугав этим Анну Савельевну. Но не успела женщина, в непонимании распахнувшая глаза сказать хоть слово, как Оболенский тихонько рассмеялся, и отогнув борт мундира, сегодня вопреки его обыкновению не застегнутого наглухо, а отвернутого углом к левому плечу, вытащил из-за пазухи невнятный ушастый комочек, выползший из платка.
Перепуганный котенок тут же вцепился в державшую его руку всеми четырьмя лапами, выпустив коготки и сжавшись в негодующий, возмущенный комок, по-видимому, готовился дорого продать свою несмышленную жизнь.
- Ах ты шельма мелкая, - посмеиваясь сказал Оболенский котенку, придерживая его второй рукой, чтобы тот сдуру не сиганул куда-нибудь, и не перепачкал юбки дамам, и отвечая на их изумленные взгляды с улыбкой пожал плечами, обращаясь вроде бы к обеим, но как-то так выходило, что словно бы только к одной Елене - Ехал к вам, а этот пострелец возьми и сигани прямо под копыта. Пришлось спасать..., ну и, не сворачивать же с пути. Вот, с ним и приехал.

Оболенский едва не покраснел от удовольствия - взгляд Элен обдал его как кипятком, а ее неподдельный жар и интерес затопили сердце радостью. Он аж засиял, отвечая на ее просьбу взглядом, в котором даже самый неискусный наблюдатель прочел бы искренний восторг. Даже там, на горке, раскрасневшаяся от езды, смеха и удовольствия она не была так очаровательна как сейчас, хотя и тогда ему казалось, что больше просто не бывает. И он так же горячо поддержал ее просьбу
- Анна Савельевна, прошу вас, позвольте! Малыш и правда ведь всего лишь перепуганный и голодный. Давайте я сам его выкупаю, а потом, позвольте подарить его Елене Федоровне! Жил впроголодь, на улице, все его шпыняли, всего боялся, вот и дичится. Попадет в тепло и сытость - он будет очень хорошим, верно? - он с улыбкой приподнял котенка на ладони, словно всерьез спрашивая у него о его будущем поведении. Котенок, вцепившийся всеми четырьмя лапами в его кисть, и таращившийся удивительно светлыми, как у него самого глазами, жалобно мяукнул, сжавшись в комок, а Евгений "перевел" со смехом - Видите? Он обещал!

Госпожа Карпова переводила взгляд с дочери на князя и обратно, посмотрела оценивающе на котенка, собирая карты.
- Ну....  раз вы за него ручаетесь, князь... - очевидная нелепость такого факта как поручительство за котенка, вкупе с такой открытой и бесхитростной мольбой дочери, и полусерьезным-полушутливым заступничеством офицера заставила ее улыбнуться. И хотя она тут же строго добавила - Только чтобы он не вздумал заходить в мою спальню! И на кухню! - тем не менее было понятно, что она сменила гнев на милость 
- Благодарю! - Оболенский церемонно поклонился, придержав при этом ушастую мелочь на ладони, и с заговорщическим видом посмотрел на девушку - Ну-сс, донна Элена, соблаговолите показать, где тут каретный сарай, и распорядитесь насчет воды, ковша и таза. Сейчас мы живо приведем этого малыша в пристойный вид.
Неожиданно Анна Савельевна прыснула и звонко рассмеялась, почти по-девчоночьи.
- Князь, князь! Неужто в армии офицеров обучают премудрости купать котят? Может предоставить это слугам?
- Офицеров обучают многому, мадам - в тон ей ответил Евгений, пока Елена подзывала кого-то из слуг - Но, с вашего позволения - не могу же я подарить сию божью тварь Елене Федоровне из чужих рук? Нет уж, дозвольте-ка сам его выкупаю, и передам с рук на руки в лучшем виде!
Госпожа Карпова с улыбкой покачала головой, и снова взялась за карты
- Ах, молодежь. Ну, ступайте тогда, но смотри, Леночка, не забрызгай свое платье.

- Ох, фартук боюсь не поможет, - смеясь отозвался офицер, и оглянулся на хозяйку, с интересом смотревшую на эти приготовления - Анна Савельевна, позволите мне снять мундир? Если этот шельмец меня забрызгает, сукно потом год будет не оттереть.

- А ведь я вам говорила, что было бы правильнее переложить эту обязанность на слуг. - госпожа Карпова неторопливо тасовала карты, но несмотря на ее строгие слова - в глазах пряталась улыбка. "Какая все-таки красивая будет пара." 
Анна Савельевна не была ханжой, пятнадцать лет в Италии значительно сказались на ее мировоззрении и допускали некоторые послабления. Да и к Оболенскому отношение было особое. После масленичных гуляний ни она, ни ее супруг не сомневались в том, что по истечении положенного приличиями срока князь непременно попросит руки их дочери, и то, что он держался подчеркнуто учтиво - лишь набавляло утонченной изысканности ситуации, когда все всё знают, но придерживаются правил всем знакомой игры. И маленькие нарушения этих самых правил и подчеркивали это почти семейное отношение.
- Ну коли взялись самолично, то снимайте, жаль будет портить, мундир вам к лицу.

- Благодарю покорно - Оболенский вручил котенка дворнику, который едва удержался от досадливой гримасы - "Вот же учудят эти господа иногда", и расстегнув крючки, сбросил мундир на спинку свободного кресла. Туда же, отцепленная от воротника легла и черная шелковая пелерина с манишкой, после чего офицер деловито закатал рукава до локтей, и снова взяв котенка пообещал ему
- Сейчас мы приведем тебя в божеский вид.  А потом получишь молока, так что веди себя смирно.

Котенок не слишком вняв этому совету, довольно опасливо посматривал с ладони на приготовления, кои состояли в том, что метрах в трех от стола, на широких ступеньках крыльца поставили табурет, на него водрузили принесенную лоханку и установили на ступеньке повыше ведро с теплой водой и деревянным черпаком. Евгений у которого какая-то мальчишеская веселость от этой эскапады мешалась с восторгом от азартного, полудетского блеска в глазах девушки переложил котенка из правой руки в левую, крепко держа его поперек туловища, и заговорщически шепнул

- Знаете, донна Элена, я никогда в жизни не купал котят! И испытываю сейчас стойкое желание перекреститься.
После чего подставил руки под первую, теплую струю. Елена, вся во власти новой неожиданной игры, сама взялась поливать из черпака, и засмотревшись на ее сияющие смехом глаза Оболенский  едва не позабыл о собственно цели этого мероприятия. А зря.

Котенок явно не разделял энтузиазма молодых людей. Едва только он почувствовал прикосновение воды, как раздалось жалобное "Мяяяяяяя", малыш растопырил в стороны все четыре лапы, отчаянно стараясь вцепиться хоть во что-нибудь. И по мере того как Евгений осторожными движениями перебирал и вычищал под водой его шерстку, облепленную размокавшей от воды грязью,  и стекавшей коричневыми струйками, маленький шельмец пытался извиваться в удерживавших его поперек тела пальцах, и мяукал так душераздирающе, словно пытался разжалобить своих "мучителей"

- Ти-ше, тише, малыш, сейч-ас ты у нас станешь чистым и красивым...
Мокрое тельце стало совсем маленьким, и оказалось таким худеньким, торчащие ребра придавали ему вид живого скелетика. Оболенскому казалось, что он держит в руках не котенка а мышь, и тут уже стало не до нежных взглядов, и не до игры. Брызги летели во все стороны, по мере того как промывалась шерстка - вначале коричневые, потом желтоватые и наконец прозрачные, мало-помалу молодой офицер освоился с этим занятием, и уже полагал, что брызгами и мяуканьем дело и ограничится, когда котенок, не перестававший извиваться - наконец дотянулся лапкой до державшей его поперек туловища руки. Пять тонких, острых как рыболовные крючки когтей прочертили по коже беловатые полоски, которые через секунду заалели, и котенок, перестав мяукать, яростно вцепился в кисть Оболенского, по-видимому решив сопротивляться до последнего. Евгений вздрогнул от неожиданности и едва слышно зашипел сквозь зубы, перехватив воинственного малыша другой рукой, не сдержав смеха.

- Ах, ты ж мелочь ушастая! Еще и царапаешься... Донна Элена, как вам нравится этот малыш? А он не робкого десятка, другой бы уже висел и дрожал, а этот еще и сопротивляется. Ах, да стой же... - он отдернул голову, оберегая глаза от брызг, смеясь утер щеку об плечо а, котенок  уже не сдавался. И сопротивляясь рукам, которые несмотря ни на что, методично и спокойно намыливали его едкопахнущей мыльной пеной, он мяукал, раздирая коготками все, до чего мог дотянуться, разбрызгивал воду, и под непрерывное, тоненькое, жалобное "мя-я-я-я" - топорщил уши, которые, единственные, оставшиеся сухими, по сравнению с телом, облепленным мокрой шерсткой стали казаться несоразмерно большими.

"Евгений".... Как теплой волной затопило все существо какое-то полудетское, безбрежное счастье. Какой же радостью было слышать, как она назвала его по имени! А от последующих слов его взгляд и вовсе вспыхнул таким невероятным торжеством и радостью, что он едва удержался от того, чтобы не отбросить котенка, не вскинуть девушку на руки, и не закружить, закружить по саду, позабыв и про ее мать, и про компаньонку, и про дворника, и даже про силу земного притяжения. Этот не слишком завуалированный комплимент был.... Он не мог бы найти словесных аналогов чувству, заставившему лихорадочно заколотиться его сердце.

Котенок, однако не собирался ждать, и продолжал отчаянно отбиваться, терзая когтями все, до чего мог дотянуться. Но  Оболенский вздрогнувший от больше от неожиданности, чем от боли, после первой царапины - на остальные уже не обращал внимания, и невзирая на вопли и когти закончил свое дело, в каком-то блаженном трансе. Какое это имело значение, когда она коснулась его лица, стирая с него пенные брызги!

На протянутое полотенце он посмотрел, с видом человека, возвращающегося с небес на землю. Дивный момент - когда они, хоть и находились на виду у нескольких пар глаз, но были словно наедине объединенные одним, веселым, смешным и необычным делом - заканчивался.
Молодой офицер вздохнул,  встряхнул слегка своего подопечного, завернул его в полотенце так, что наружу высовывался едва лишь кончик носа, и хорошо, что в этот момент он был занят делом, потому что от предложения девушки его бросило в такой жар, что казалось, - дохни, и из губ вместо воздуха вырвется пламя.

Рубашка и правда была забрызгана так, что сухого места на ней оставалось мало. Но с другой стороны, переодеться было настолько немыслимо, да и сам факт того, что.... Боже, да!
Только вот нельзя. И даже не из соображений приличий, а потому что...  Тонкой грани этой, в силу юности и неопытности Елена не чувствует, но Оболенский ее ощутил.

- Вспомню раннюю юность, донна Элена - ответил он вслух, с улыбкой вручая ей закутанный в полотенце сверток. Котенок, как-то резко притихший в неожиданном убежище, не делал попыток вырваться, но дрожал всем телом, словно перепуганный мышонок в норке, таращил глазенки из свертка, не зная, чего теперь ожидать от мира в котором тебя выкупали!!!
- Нас весьма неплохо муштровали в Корпусе, и я привычен к холоду, не беспокойтесь. А вот нашего "пациента" нужно хорошенько обсушить, и покормить. У вас найдется молоко?

- Барин, испачкаетесь - прогудел дворник, с фамильярностью старого слуги, вмешиваясь в разговор. Оболенский рассеянно поглядел на кровоточащие царапины, которых на тыле кистей насчитывалось немало, и жестом велел мужику взять отложенный девушкой черпак. Всего-то и дел, что, хорошенько промыть руки под остатками воды, и вытереть их насухо поданной тряпицей. Припухшие полоски больше не кровоточили, а на зуд можно было не обращать внимания.

Елена тем временем неуверенными движениями ерошила полотенце вокруг маленького, прижавшегося к ней тельца, обсушивая шерстку, и не желая отвлекать ее от этого милосердного действа Евгений жестом указал дворнику на двери кухни, явно указывая на то, что распорядиться насчет молока придется принести именно ему, а сам подал девушке руку, чтобы помочь ей сойти со ступенек, которые будучи основательно залиты водой, могли быть слишком скользкими.

- Сейчас мы с ним оба хорошо обсохнем, вон какое солнце яркое. Хоть и не так тепло как в Италии, верно.
Мелькнула мысль, что сейчас девушке надо будет снять передник, и снова бросило в жар при мысли о том, каким домашним и интимным было бы, снять его с нее самому.

- Жестоко? - удивился Оболенский. - Нет, не сказал бы. Правильно - вот верное слово.
Он не лукавил. Жесткая муштра Кадетского Корпуса, от которой приходили в ужас матери, если им становилось об этом известно, и от которой ворчали и роптали большинство кадетов, действительно казалась ему совершенно правильной и естественной мерой, для воспитания в мальчишках дисциплины и выносливости. А что постоянный холод, скверная еда, и тяжелые нагрузки кажутся большинству воспитанников скорее средством мучительства нежели воспитания, так кто обещал что будет легко? Хотите легкой жизни - идите в Пажеский, получайте звание пажей, конкурируйте за звание камер-пажа и места при дворе, а в армии неженкам не место.

Евгений проводил девушку к столу, и улыбнулся ее словам. Эта полудетская непосредственность, живость, безыскусность, так отличавшая ее от затянутых в свою выдуманную ими же самими безупречность девиц, с их преувеличенно-светскими манерами, даже когда в них нет надобности - делала ее общество простым, свежим, как веяние невского ветра, и таким же упоительным. Никогда, ни с одной девушкой, он не чувствовал себя так легко, так просто, так "на своем месте" как с ней. И видя эту мирную, домашнюю картину он представлял и другие, от которых в душе разливалось тепло.

- Не извольте беспокоиться, Анна Савельевна. - он снял свой мундир со спинки плетеного кресла, развернул, и набросил на плечи, не вдевая в рукава, чтобы дождаться пока намокшая на груди и руках рубашка окончательно просохнет. Да и такой вид был все же как-то приличнее, дабы не стеснять дам.

Котенок немало способствовал обстановке. С наполовину съехавшим полотенцем, с расставленными лапками, громко и жадно лакая молоко, и забыв обо всем на свете, он, еще не совсем просохший, с местами склеившейся от воды, а местами уже распушившейся шерсткой, был того непонятного цвета, который представляет собой невообразимую смесь рыжего, черного, коричневого и белого, и был похож  сейчас на одушевленный клубок шерсти, укатившийся от нерадивой вязальщицы, и угодивший в ведро с водой.

- Он просто голоден - отозвался Оболенский, переводя взгляд с котенка на удивленную и заинтересованную девушку - Не думаю, что ему часто доводилось есть в свое удовольствие. Как вы его назовете, донна Элена?