Прежде, чем ввязываться в обещанную генералу Ларрею поисковую экспедицию, стоило позаботиться о том, чтобы быть в состоянии эту экспедицию возглавить. Поэтому Шабо пришлось вернуться на Блонскую и распорядиться, чтобы Жак седлал Аякса и вторую лошадь для себя.
- Возвращаемся к службе? - оживился ординарец. Безансонец, без сомнения, наслаждался выпавшим на его долю кратковременным отдыхом, тем более, что на этот раз он имел возможность не только отсыпаться и отъедаться, но и ухаживать за хорошенькой модисткой. Но, зная своего офицера, Жак никогда не рассчитывал на то, что отдых этот затянется. Правда, присутствие в их жизни мадемуазель Баратынской многое меняло, но, видно, недостаточно для того, чтобы надолго удержать его полковника подле бабской юбки. - А как же мадемуазель Мари?
- Не совсем… Но придется съездить за город. Присматривать за мадемуазель я попрошу Лекуте.
То, что ему придется оставить Мари одну в этой квартире, беспокоило Огюстена больше всего. Но ехать без Жака, значит, обременять других людей собственной слабостью.  А они, его будущие спутники, ему, хоть трижды раненому, все же не няньки.
Бретонец на всякий случай вытащил правую руку из повязки, поморщился от тут же ввинтившейся в предплечье боли и вернул пострадавшую конечность на место. Чуда, разумеется, не произошло, за три дня пулевые раны не затягиваются, так что рассчитывать ему предстоит только на левую. Что ж, ожидается поездка по тылам, русская армия уже три дня, как отступила, сражаться не придется, а Аякс - послушный конь, шенкелей хватит, чтобы с ним договориться.

Затем они, уже вдвоем, добрались до штаба, где полковник Шабо с удовольствием погрузился в деловую суету слаженного армейского механизма, которую лично он полагал лучшим лекарством от всяких хворей и ненужной праздности ума. Оный, только дай ему волю, сразу начинают одолевать глупейшие размышления, вроде «любит - не любит».
Переговорив с Лекуте и взяв с барона обещание присмотреть за квартирой на Блонской, Огюстен разжился картой местности и отыскал на ней заветное Гнездово. Оказалось недалеко. Двенадцать верст ниже по течению Борисфена, чем Смоленск. Где-то там, кажется, вестфальский корпус Жюно безуспешно искал брод через реку во время наступления. Брод Шабо был без надобности, он просто запомнил для себя, что в той местности боев не было, возможно, мануфактура все еще цела, ткани, что на ней производились, тоже.
В силу долгой привычки и верный первому опыту и впечатлениям юности, полковник извечно предпочитал пехоту коннице и штыки саблям и пикам. Но пешком поход в Гнездово будет вдвое, а то и втрое дольше, чем верхами. Взять с собой поляков? На первый взгляд, самое верное решение, сразу отпадет необходимость в переводчике, все паны худо-бедно, но понимают и говорят по-русски. И все же ехать с поляками француз не хотел. Сначала мародеры, потом охрана возле церкви… Уж слишком они предвзяты к русским. Да и сражаются далеко не так храбро, как о том болтают.
- Восьмой гусарский еще в городе, - посоветовал Лекуте. - Их полковник утром заезжал в штаб с докладом и ругался из-за фуража. Бедствует наша кавалерия, а фуражирование силами самих воинских частей запретили еще в Польше, потери большие. Если у купца вашего найдутся не только тряпки, а, например, овес, парни вас на руках носить будут. Всю обратную дорогу.
- На руках не надо, - отмахнулся Огюстен. - Где мне их искать?
- В Петербургском предместье… тьфу, язык сломаешь на этих русских названиях. На правом берегу, за мостом. Места вам знакомые.
- Да уж…
Воспоминания тут же закружились услужливо, обгоревшие опоры моста, тихий плеск воды, редут, бойня за правый берег, Эжен… Кавалерии, и правда, лучше разместиться на постой именно там, кони хоть травы на лугах поедят.

Мост давно починили, по нему большая часть французской армии уже успела переправиться. Бивак восьмого гусарского, белые полотнища палаток и пасущихся гусарских лошадей, Огюстен обнаружил как раз за хорошо знакомой ему рощей. Полковник Домон, выслушав пожелание штабного офицера, задумался с таким видом, будто подбирал для Шабо жертвенного аганца на заклание. И, наконец, распорядился:
- Лейтенанта Фортена ко мне… Он славный малый, вам понравится.
- Да я, в общем, к вам не за невестой…- вяло сострил Огюстен. Взаимная симпатия - условие необязательное, даже порой вредное. Вот понравился ему тот польский лейтенант в Кощино, а через полдня уже и нет лейтенанта. На войне чревато привыкать к людям.

Сколько вам нужно людей, чтобы и самому не угробиться, и их не угробить, и задание выполнить? Животрепещущий вопрос любых военных действий, где с одной стороны всегда храбрость, дерзость и самоуверенность, с другой - осторожность, благоразумие и немного трусости. Трусость естественна, ибо человеку свойственно страшиться смерти.
Казалось бы, сейчас было время самоуверенности, Смоленск захвачен, русские отступают вглубь своей страны. Французы, можно сказать, на коне и всего тут хозяева. Но Шабо некстати (или, наоборот, кстати) вспомнились казаки, атаковавшие эскорт маршала Нея. К тому же нынче он и себя самого не считал полноценной боевой единицей, тот единственный надежный солдат, на которого всегда можно положиться, много не навоюет. Поэтому да здравствует осторожность.
- Полк под Лубино сражался? Потери большие? - спросил он Домона. Полковник мрачно кивнул. Даву, на их счастье, поотстал от неистового Нея, прибыл на место сражения уже к вечеру, так что каждого пятого, как атакующая пехота, они не потеряли, но после штурма Смоленска и этого проклятого Лубино восьмой гусарский поредел изрядно.
- Да, потрепало нас.
- Тогда забираю половину его взвода, - решил Огюстен.
- Черт с вами, все равно ведь не откажешь, - пожал плечами Домон. - Фортен, вы слышали распоряжение полковника. Половина взвода на ваше усмотрение.
Командиру полка трудно было судить, как расценивать поездку со штабным офицером: как везение, или как наказание. Хотя солдату, конечно, везение - это прохлаждаться, грея брюхо на солнце.
- Наступление, как мне кажется, замедлилось, - добавил он, в задумчивости глядя на штабного. Император, щедро раздав награды под Лубино, вернулся в Смоленск, и армия остановилась, зализывая раны. - Как полагаете, чего нам ждать? Зимних квартир на этом пепелище?
- Я хотел бы вам ответить. Но не знаю. В штабе много спорят, каково будет решение императора, пока неизвестно. А гадать… Мы с вами не старухи на Елисейских полях, чтобы этим заниматься.
Шабо хотел бы остаться в Смоленске на зимние квартиры. То есть сам Смоленск отвратителен, как и прочие русские города, а то, что уцелело после пожара, ужасно вдвойне. Но тут рядом с ним Мари. Эта краткая остановка - подарок судьбы, и едва они тронутся дальше, присутствие в обозе русской дамы сделается одновременно и неудобством, и поводом для сплетен. А он сам, он действительно хочет взять ее с собой? В ту неизвестность, на которую они обречены в этой войне?
«Я подумаю о б этом… в общем, не сейчас», - решил бретонец, выходя из палатки Домона следом за лейтенантом Фортеном. Жак, пользуясь свободной минутой, подкармливал лошадей какими-то сухарями, шепотом рассказывая им, как славно они заживут, когда завалят, наконец, матерого русского медведя.
- Сколько времени вам нужно на сборы, лейтенант? Я буду ждать вас у редута.

Отредактировано Огюстен Шабо (2018-02-24 08:27:56)

- На мануфактуру некоего господина Усова, - Шабо не видел необходимости  скрывать от лейтенанта цели их экспедиции. - Предприятие по изготовлению тканей, доброхоты из местных поведали, что оно находится в Гнездово.
Даже если у гусара есть карта, вряд ли он проводил свободное время, вчитываясь в русские названия, которыми дружно давился весь штаб. Огюстен вспомнил страдания Лекуте и улыбнулся.  А потом вспомнил краткий урок русского, преподанный не совсем трезвому ему не совсем трезвым бригадиром Ферье и мысленно обозвал себя недоумком. Пуля вроде бы не в голову попала, но мозги вышибло. Вот кого нужно было взять с собой. Ферье! И лишняя сабля, и знание вражеского языка в одном флаконе. Но искать его сейчас уже поздно, это их задержит. Может, купец окажется умнее и выучил французский? Или его управляющий?
- Нам придется выдвинуться примерно на три лье на запад по дороге на Рудню, - продолжал пояснять диспозицию Шабо. Местные карты указывали расстояния в верстах, ему, как адъютанту инженера, генерал Бертран долго и с чувством втолковывал, как одно соотносится с другим. Огюстен для себя запомнил, что один к четырем, одно замечательное французское лье - примерно четыре русских это самое versta. - Должен сказать, что дальше Инькова и Молево мы по ней от Рудни не продвигались, форсировали Днепр, если вы помните, и продолжали движение по левому берегу. Так что места незнакомые. Этой дорогой отступала русская армия, хочется верить, что они никого тут не забыли, - полковник скривился. - Но  береженого бог бережет. Поэтому будьте любезны, лейтенант Фортен, вышлите вперед разъезд из трех человек.
С левой стороны дороги опасаться, кажется, было нечего. Проселок шел по берегу Борисфена, повторяя все изгибы великой реки, берег выглядел убедительно крутым и изрытым оврагами, атаковать с такой позиции - самоубийство, а вот почему французская кавалерия не смогла тут переправиться, сразу становится понятно. По правую сторону поля, какие-то рощи и не исключено, что болота. Вот туда нужно время от времени поглядывать, чтобы не угодить в засаду. Господи, как же не хочется думать о засадах в такой ясный летний день!
По мере того, как отряд оставлял за спиной пожарище, пейзаж становился привычно-пасторальным. Небо голубое, знойное, облака - белые барашки, высокую траву беспечно колышит ветер, васильки-ромашки-лютики. Васильки и ромашки Шабо совершенно не умиляли, последний раз он обратил внимание на цветы, когда шатался по полю с русской княжной, с тех пор было не до этого. А вот то, что вдоль дороги кое-где то лошади дохлые, то какой-то скарб, беженцами брошенный, то раздувшиеся уже на жаре покойники в русской форме, а над ними рой мух - без этого никак, это красота, которую они, так сказать, привнесли в русскую пастораль.
- А теперь можете спросить меня, лейтенант, на кой черт нам тряпки вместо фуража и жратвы, - великодушно разрешил полковник, которого разговор отвлекал от ноющей боли в простреленной руке.

Отредактировано Огюстен Шабо (2018-02-24 09:04:21)

- Я вижу, вы не из тех восторженных людей, лейтенант, что мечтают после заключения нашими императорами мира совместно с русскими отправиться на войну с Турцией, - усмехнулся Шабо.
Странная фантазия, однако, весьма показательная в плане отношения его соотечественников и к этой войне, и к своему противнику. Одно слово, один росчерк пера где-то между Парижем и Петербургом, и они готовы считать его товарищем и союзником. Только, кажется, не бывать этому.
Снова вспомнился Эжен и ожесточение на лицах его драгун. Русские к этой кампании относятся совсем иначе. И если император все же прикажет идти на Москву, то идти придется по трупам. И по вражеским, и по собственным.
-  Всю страну русские, конечно, не сожгут. Да и мануфактура… Я почти уверен, что мануфактура цела. Дома да амбары жертвуют огню те, кому терять нечего, простой люд. Как и в Испании, Фортен, нищие крестьяне готовы были сами съесть отравленный ужин, лишь бы усыпить подозрительность наших солдат. А их аристократы в пояс кланялись королю Жозефу. Так и в России… Торговец будет до последнего за свое держаться. При любой власти.

Разъезд скрылся из виду, но полковник не слишком беспокоился об его невидимости. Выгодным преимуществом кавалериста перед пехотинцем было то, что его невозможно убить тихо. К любому дозору можно подкрасться неслышимо, наброситься внезапно, пустить в ход ножи, а не ружья. Люди не слишком внимательны и часто забывают об осторожности. Но лошади не таковы. В общем, если с их товарищами что-то случится, они услышат.
Дорога повернула, огибая рощу и прижимаясь еще ближе к берегу. Шабо бросил взгляд вниз, с откоса…
- Так, ну-ка, стойте!
На воде, не одолевшая поворот, уткнувшись бортом в берег, покачивалась брошенная баржа. Само плавсредство было бретонцу без надобности, он вроде не моряк, чтобы млеть при виде палубы. Но баржа, определенно, выглядела груженой. Вот только чем? В накрытых парусиной мешках равновероятно мог оказаться и песок, и мука, и известь… И еще много чего.
Шабо прищурился, приглядываясь к течению. Солнечные блики на воде слепили, но он вспомнил ночь и опоры моста, вдоль которых тянул веревку. Сейчас они по реке ниже города. Баржу могло унести из Смоленска, покуда русские суетились со своим отступлением. И тогда она просто застряла тут. Или, если транспорт шел вверх по реке в город, его должны были тянуть или люди, или лошади. Ни тех, ни других не наблюдалось.
- Надо спуститься и посмотреть что там, лейтенант, - велел он Фортену. Оставляя на усмотрение последнего то, как именно и кому именно спускаться: сам полезет вниз или кого-то из своих людей отправит.
Может, ее потому и разгружать не стали, что берег слишком крутой, а времени таскать мешки вверх по откосу не было?

Отредактировано Огюстен Шабо (2018-02-26 11:04:43)

От удара саблей в воздух взметнулся небольшой белесый «дымок», сообразительный подчиненный Рене тут же стянул рогожу в сторону, сунул пальцы в распоротую мешковину и даже для верности облизал их.
- Мука, лейтенант! Это же мука! - воскликнул он с таким видом, будто отыскал сокровище. Провиант в их положении и был сокровищем, если разобраться.
Вдохновленные открытием офицера гусары торопливо распотрошили еще несколько мешков.
- Тут зерно… А в этом овес. Живем, лейтенант. И лошадей откормим!
- Что  там у вас? - уточнил со склона Шабо, наблюдающий за тем, как люди Фортена чуть ли не приплясывают от радости на палубе.
- Продовольствие и фураж, господин полковник! - отрапортовали снизу. - Господи, да откуда оно все тут?!
По этому поводу у Огюстена имелись соображения. Совсем недавно Смоленск еще принадлежал русским, к нему на соединение двигались две русские армии, а сами русские готовились защищать свой древний город, не жалея живота своего. Очевидно, что в Смоленск доставляли и припасы для поддержания боеспособности армии. Эта баржа просто не успела попасть в город вовремя. Тут скорее вопрос, почему русские не сожгли зерно и муку?
- Баржа шла на конской тяге, - гусар, что едва не свернул себе шею при спуске, теперь делился с лейтенантом своими познаниями в речном судоходстве, указывая на установленный на корме баржи массивный ворот.
- Вокруг него коней водят, они веревку выбирают и громадину эту, стало быть, тянут вверх по течению. А без лошадей все встало. Надеюсь, господин полковник не прикажет нам впрягаться, - шепотом забеспокоился он. - Мы ж кавалерия, а не какие-нибудь каторжники!
Шабо обещал полковнику Домону, что все, что они отыщут помимо тканей с мануфактуры, станет собственностью восьмого гусарского. А теперь он даже затруднялся решить, что ценнее: то, за чем его отправил генерал Ларрей, или эта баржа. Ясно было одно, эту добычу нельзя просто взять и оставить, хоть под присмотром, хоть без него.
- Поднимайтесь ко мне, Фортен, - позвал он офицера. - И простите, что вынуждаю вас к этим пешим упражнениям. Я слышал, кавалеристы не одобряют подобного.
- Ах, мой полковник, вы никогда не полюбите кавалерию, - себе под нос усмехнулся Жак. Взаимные подначки родов войск были стары, как сама армия.
- Итак, я навскидку вижу два пути, - продолжил бретонец, когда растрепанная голова лейтенанта Фортена показалась над заросшим бурьяном косогором. - Или мы вытаскиваем все мешки с баржи наверх на дорогу и грузим их тут на подводы. Задача нелегкая, сами видите, по этой круче и без груза лазить удовольствия мало. Или мы сталкиваем баржу на воду, и она по течению Борисфена сама движется к Гнездово. Там причаливаем ее к берегу и разгружаем. В последнем случае кому-то из вас придется побыть… хм… матросами, а не кавалеристами.

Майор Виктор Антонович Прендель, несостоявшийся миссионер и банкир, зато более чем состоявшийся военный, тирольский дворянин на российской службе, пребывал в наисквернейшем расположении духа. Уже три дня он дожидался известий от Винценгероде, изнывал от бездеятельности, необходимости вместе со своими казаками таиться в лесах и невозможности принимать участие в уходящих все дальше от Смоленска боях. Виктору Антоновичу не терпелось изничтожать коммуникации французов, но пока армия Бонапарта не проследовала полностью через Смоленск, велено было выжидать. Что за гнусное и недостойное отважного человека словечко!
- Ваше высокоблагородие, к вам некий мещанин Нестеров просится, каже, у нього важная справа до русских солдат. Казаки его привели, к разъезду бросился, балакают, - доложил майору вахмистр на том чудном языке, к которому тиролец Прендель привыкал долго и с трудом.
- Раз просится, давай.
Из сбивчивого рассказа ходока выяснилось, что они, - сам Нестеров и еще четверо наемных  работников, - бросили баржу с продовольствием, которую вели в Смоленск. Проходящая в город армия конфисковала у них лошадей.
- Господин майор, ваше высокоблагородие, все ж достанется проклятому французу. Виноваты, не сожгли, но мы ж не знали, что Смоленск сдадут супостату, - причитал охваченный ненавистью к захватчикам подрядчик. - Думали, что своим еще сгодится, что вернемся за ней, когда погонят прочь француза. Но не случилось.
- Да я уж понял тебя, голубчик, - оборвал стенания гостя Виктор Антонович. - Место укажешь?
- Так точно! Место приметное, излучина Днепра.
Осталось вызвать хорунжего, распорядиться чтобы два десятка казачков прокатились с Нестеровым, а уж на месте решили по обстоятельствам: или уничтожить груз на барже, или раздать мужикам из Гнездово, или для себя на черный день приберечь.

Отредактировано Огюстен Шабо (2018-04-16 09:40:57)

Отправлять обоих офицеров на речную прогулку было, разумеется, не лучшим стратегическим решением. Но Шабо все еще не слишком уверено держался в седле после ранения, так что для него появление этой баржи и возможность сменить езду верхом на дремоту на мешках с мукой казалась подарком судьбы. А солдат к подаркам судьбы относится бережно, не так уж часто жизнь их преподносит.
- Гнездово - не просто деревня, это купеческая текстильная мануфактура, - напутствовал он остающихся на суше. - То есть фабрика, постройки соответствующие. Не ошибетесь. А главное, при мануфактуре должна быть пристань. - Огюстен не сомневался, что так оно и будет, Борисфен - река широкая, судоходная, глупо купцу упускать выгоду и не использовать дармовую воду для перевозки товаров. - Ждите нас там. Дорога все время идет по берегу, так что не теряйте баржу из виду. Следите за окрестностями, а особенно за рощицами справа от вас. Жак, останешься с Аяксом.
- Ну, конечно, господин полковник, нашли, наконец, повод от меня избавиться, - безансонец укоризненно покачал головой.
- Ничуть. Я ж без тебя, как без рук, мон гарсон. Но мне нужен на берегу хотя бы один сообразительный пехотинец. Присматривать за этими пташками божьими. Если доберетесь до деревни раньше нас, ищите подводы. Землю ройте, Жак, но чтобы транспорт был.

От бликов на воде глазам порой делалось больно. Огюстен присел на мешки рядом с подозрительно молчаливым Фортеном, наблюдая за тем, как один из гусар учит товарищей обращаться с шестами. Французы - неунывающая нация, так что неудивительно, что учитель и ученики щедро осыпали друг друга шуточками, по-солдатски прямолинейными.
«Мы все сейчас - замечательная мишень, - привычно отметил Шабо. - Хорошо, что сверху, на берегу, свои, а не русские».
- Откуда вы родом, лейтенант? - спросил он притихшего гусара. В пехоте шутили, что кавалерист без коня - не человек, а половина человека. Может, правда? Спешившись и перебравшись на баржу, Фортен как-то переменился. Недоволен разделением отряда? Что ж, это вынужденное решение. К тому же временное.
- Двенадцать лет назад мне посчастливилось возвращаться из Египта во Францию морем. Всю дорогу штормило так, что я думал: все кишки за борт вывалю. И все равно посчастливилось. Те, кто остались а пустыне - вовсе не вернулись. Так что никогда не знаешь… А тут неплохо. Даже грести не надо, как на лодочке с мадемуазель на озере Домениль. Вы ведь не парижанин? Бывали там когда-нибудь?

Нестеров трясся в седле, как куль с той самой мукой, ради которой майор отправил своих казачков на берег. Хорунжий поглядывал на эту вольтижировку в высшей степени неодобрительно, а знал бы он, что слово сие произошло от французского «voltiger», сиречь, порхать, и вовсе пришел бы в ярость. Вспорхнуть их спутник мог разве что коням под копыта, причем в самый неподходящий для всех момент.
- Гарна ричка, - заметил один из всадников, когда отряд выбрался, наконец, на крутой днепровский берег, на пустую пыльную дорогу, скованную тяжелым августовским зноем, и подрядчик, изумленно приоткрыв рот, вытаращился с кручи вниз на излучину. - Заблукалы?
- Нет, это то самое место, - запротестовал Нестеров. - Но баржа… Ее нет. Может, течением снесло? - предположил он хмуро, потому как и сам понимал, обмелевшая в конце жаркого лета река течет медленно, с мели, да еще в месте поворота русла, баржу смыть не могло.
- Течия? - переспросил чубатый молодой парубок, ловко соскочил с коня и  принялся внимательно осматривать сначала дорогу, а потом крутой косогор, по которому нужно было спускаться к воде. Он чем-то напоминал Нестерову охотничьего пса, и, вероятно, неспроста. Следопыт. - Течия ця французскьою размовляла. Пане хорунжий, запизнылись мы.
- От же собачи диты! - случилось именно то, о чем переживал подрядчик. Мука и овес уплыли к лягушатникам. - Пампушок соби напечуть.
- Подавятся! - Легко сдаваться было не в традициях казаков. - Следы старые?
- Та ни. Я не бачу, щоб воны щось доверху пиднымалы, - добавил вихрастый.
- Слыхали, не разгружали мусью баржу, - ободрил хорунжий своих людей и, главным образом, упавшего духом Нестерова. - По течению поплыли.
- И куда же?
- Да уж не в Черное море. И не в Смоленск. Будемо шукаты, хлопци, покы не знайдемо. Тильки обережно. Бо це ми на них полюемо, щоб не вийшло навпакы…

Никодим Саввыч Усов не терпел праздности. В мирное время все обитатели Гнездово, от мала до велика, были пристроены к его сукновальному производству, мыли, трепали, прочесывали и пряли шерсть в больших избах-бараках, где котлы для варки и стирки соседствовали с печами для сушки и верстаками для валянья. Именно эту часть мануфактуры первой увидели французы, подъехавшие к Гнездову по проселку. Там же, в бараках, готовое уже сукно стригли и красили. А гусар, прибывших на барже, встречали прямо за пристанью два внушительных водяных колеса. Каждое соединялось с большим деревянным валом с кулаками, которые поочередно поднимали и опускали вертикальные деревянные трамбовки. Фундамент сукновальни был для крепости отстроен из камня, и Шабо предположил, что во время работы сукновального механизма тут должно было быть людно и шумно. Пока же водяные колеса вращались вхолостую. Полковник втянул носом воздух, подспудно уже ожидая почувствовать отвратительный запах гари, пропитавший в Смоленске буквально всех и вся и пророчащий деревне Гнездово печальную участь многих иных русских деревень. Пахло сыростью от воды, пылью и полевыми цветами. Не пожаром. Хвала создателю!
Если бы русский купец смог прочесть мысли французского офицера, он нашел бы их поразительно созвучными собственным. Последние дни Никодим Саввыч чувствовал себя индийским факиром, прокладывающим тропу через раскаленные уголья. Сначала, несмотря на многочисленные обещания сильных мира сего и изрядные средства, потраченные на молебны, русская армия оставила губернию на растерзание орде корсиканского людоеда. Но это еще полбеды. Мужики тут же побросали работу, намереваясь разбежаться по окрестным лесам, а мануфактуру вознамерились сжечь вместе со складами, «чтоб не досталась супостатам». К счастью, доверенные люди вовремя предупредили Усова о том, что замышляют его работники. Угрозами и посулами Никодим Саввыч отстоял и уберег свое добро, но как надолго, одному Господу ведомо.
- Беда, Никодим Саввыч, французы нагрянули! - безрадостной новостью огорошил купца приказчик. Несчастье, ожидаемое с того самого дня, а вернее, ночи, когда над Днепром полыхнуло зарево смоленского пожара.
- Что ж, мы люди маленькие, все под Богом ходим, - вздохнул Усов. - Много ли их? Чего хотят?
- Небольшой отряд. Ничего пока не хотят, проскакали к пристани, там, кажись, баржа причалила…

… - Как добрались? Без приключений?
Сухопутная часть их отряда появилась в поле зрения полковника как раз в тот момент, когда он еще не успел разозлиться на медлительность гусар, что должны были, все всякого сомнения, обогнать тихоходную баржу. И в то же время точно после того, как спутники Шабо пришвартовали свое плавсредство к пирсу самостоятельно. Удивительное чувство времени, которым сполна обладают отлынивающие от работы военные. И которое не спасет их спины от мешков, что придется перегружать на подводы.
- Безмятежная конная прогулка, господин полковник, - ухмыляясь, подтвердил один из гусар, судя по нашивкам на рукавах доломана, бригадир. Жак за его спиной веско кивнул.
- Хорошо, если так. Вот те сараи напоминают мне складские помещения, - бретонец указал рукой вдоль берега за сукновальню. - Что думаете, лейтенант?
Мучить умозаключениями еще не опомнившегося после их плавания Фортена Шабо не хотелось, но служба есть служба. Удивительно было, как тот умудряется часами высиживать в седле, если его так вымотало спокойным речным течением. Или не удивительно. Огюстен вспомнил зеленых, как первые огурцы, кирасиров, страдающих от бортовой качки в Средиземном море, и решил, что моряком нужно родиться, и никак иначе.
Думать между тем было особо нечего и не о чем. Будь Шабо все еще капитаном, он просто сбил бы с сараев замки и забрал все, что может пригодиться французам. Офицеру в чине штабного полковника должно было действовать более дипломатично, то есть сначала найти купца - хозяина мануфактуры, пообещать ему возмещение ущерба от французских властей, написать расписку… И прочие плоды цивилизации и просвещения, с которыми бретонцу совершенно не хотелось связываться. Выглядеть и прослыть мародером, впрочем, тоже не хотелось.
- Поставьте там пока охранение и ищите подводы. Если через полчаса русский не согласится сотрудничать добровольно, будем вскрывать без его согласия, - обрисовал он ближайшие перспективы гусарам.
Все же жаль, что с ними нет Ферье.