Шабо, пользуюсь случаем, разглядывал «коллекцию» изловленных французами по оврагам и плавням беглецов. Смотрел, но не вглядывался, эти люди, каждый по отдельности, мало его интересовали, типичные жертвы войны, и неважно, в какой стране идет эта война: измученные женщины, хнычущие дети, смотрящие исподлобья мужчины. Да, мужчины среди задержанных тоже имелись. Не слишком много, в основном пожилые люди или подростки, несколько мужиков «призывного возраста»… Вряд ли даже они представляют серьезную угрозу для новой власти. И несерьезную тоже.
- Вы прерываете службу, господин офицер, - с некоторым упреком в голосе заметил отец Никифор.
- Службу? Мне сказали, что люди собрались тут по несколько иному поводу.
Полин послушно переводила, сделавшись ниточкой, связывающей воедино разговор двух мужчин. Мари тоже ему переводила два дня назад. И для этого же священника.
Огюстен с интересом заглянул в близорукие глаза русского попа, словно надеясь прочесть в этих «зеркалах души» его мысли, то, что остается за гранью слов и за смыслом перевода.
- Но я даю вам выбор, поговорить с богом или со мной. Сами решайте, кто вернее поможет вам в вашей ситуации.
Священник деликатно кашлянул. Богохульство?  Но чего же ему еще ждать от прислужника Сатаны?
- Эти люди собрались тут не по своей воле, вы правы, - он все же предпочел разговор с французом продолжению литургии. Тоже богохульство? Нет, всего лишь понимание, что этого французского полковника, согласен он с этим, или нет, тоже послал сюда Господь. Как же иначе?  -  И не на службу. Все они арестованы и беспокоятся за свою судьбу. Вы же видите, что у вас за пленные, господин офицер. Что вы намерены с ними делать?
- Давайте начнем с вас, их духовного пастыря. Что у вас такое вышло с французским патрулем? Пока мадемуазель Ренуа хлопотала о пропуске для вас в лазарет, вы умудрились угодить под арест. Как же так, отче?
- Когда Господь решил наказать людей за гордыню, он сделал так, чтобы все они заговорили на разных языках, - вздохнул отец Никифор. - Я пытался объяснить вашим солдатам, что пришел в свой дом и готов разделить его с вашим генералом, если уж у него есть на то нужда. Но они ничего не поняли, даже моей латыни.
- Полин, вы угадали, - усмехнулся Шабо. - Да, с французами вам не очень везет, отче. Зато со своими вы договариваетесь недурно. Поэтому вам придется кое-что сделать для меня.
- И что же вам нужно, месье? - насторожился священник. - Я духовное лицо, и это накладывает определенные обязательства.
- Именно как духовное лицо вы мне и нужны. В Троицком монастыре мы разместили полевой лазарет, но братия этим недовольна. Вы отправитесь туда и напомните им о смирении и христианском милосердии. Если они вас послушают, прекрасно. Если нет, мы обойдемся с ними дурно. Очень дурно.

Текущий через Полин разговор по-прежнему мешал девушке сосредоточиться на непростом для нее решении. И тут «мужик» сделал мадемуазель знак, который невозможно было истолковать двояко. Красноречивым жестом призвал ее к молчанию и тут же почти исчез из вида, опустившись на колени перед иконой в дальнем крыле нефа. Следом за ним то же самое проделал еще один мужчина. Значит, это все-таки Немиров, она не ошиблась. И он тут не один, а со спутником. И зачем же, с каким таким умыслом?
Умысел должен был присутствовать, иначе как объяснить этот странный маскарад, этот риск, которому, без сомнения, молодой русский гусар подвергает себя, находясь здесь.
«Нужно, наконец, научиться выбирать, - строго сказала себе Полин. - Когда пытаешься угодить всем, от этого всем становится только хуже. Полковник Шабо - благородный человек, он поступит так, как должно!»
Француженка решила, что она почти себя уговорила. И даже опустила ладонь на руку офицера, намереваясь поведать ему о своем открытии. И тут же, словно лбом об стену, ударилась о следующую мысль.
«А что если они тут из-за Дмитрия Арсеньевича?!»
Ни при каких обстоятельствах, даже самых отчаянных, мадемуазель Ренуа не осмелилась бы навредить поручику Баратынскому. И потому она обреченно вздохнула, понимая уже, что ничего Шабо не расскажет. Да ему сейчас и не до ее откровений.
Их быстро окружили люди, в основном женщины, умоляющие отца Никифора о заступничестве. Какая-то старуха грозила французу пальцем, мужики недобро хмурились. И Полин, после ее горького опыта с погромом, внезапно почувствовала себя не слишком уверенно, шагнула ближе к офицеру, некстати задумавшись о том, что все эти люди сейчас вызывают у него скорее раздражение, чем сочувствие.
- Батюшка, не надо так, - пошептала она, потому что сейчас только отец Никифор мог успокоить свою паству по-доброму. Солдаты, польские или французские, конечно же сделают то же самое. Только иначе.
- В смирении добродетель, - напомнил отец Никифор расшумевшимся женщинам. - Коли вы храм господень уважать не станете, то и французы, эти нехристи, место божье не пощадят. Господин полковник, будьте снисходительны, люди совсем отчаялись за последние дни. Хотя бы женщин да деток малых отпустите, уморите ведь жарой да жаждой, много ли младенчику какому надо, чтоб преставиться. Она, конечно, душа чистая, прямиком к Господу направится, но грех-то на вас останется. А я отправлюсь в монастырь да поговорю с братией так, как желает ваш генерал.

Полин согласно кивнула, не став даже напоминать священнику про пропуск, что без труда открыл бы перед ним двери Троицкого монастыря, который французы теперь полагали вовсе не монастырем, а лазаретом. А наведываться в лазарет отцу Никифору отныне разрешено официально. Это было хорошо, что батюшка снова обращается к ней за помощью, просит сейчас, попросит и в будущем, а значит, она сможет ежедневно проведывать Дмитрия Арсеньевича. И эта свобода продлится целую неделю. А потом она придумает что-нибудь еще. А потом…
Что будет, когда поручик оправится достаточно, чтобы покинуть госпиталь? Он, кажется, полагает себя пленным. Французы тоже. Но как они поступают с пленными, мадемуазель Ренуа не знала. Вряд ли так же, как полковник Шабо - с заточенным тут людом смоленским: проваливайте, и скатертью дорога.
В том, что офицер сдержит свое слово, Полин, возможно, единственная из присутствующих, не усомнилась ни на мгновение. Иначе он не позволил бы ей остаться здесь. И точно, через какое-то непродолжительное время двери снова отворились.
- Русские, выходите, - скорбно провозгласил польский караульный. - И чтоб без глупостей.
Да уж какие там глупости, от добра добра не ищут.
Бабы тихо причитали, получив свободу, но заранее предчувствуя прочие беды. Первыми выходили мужчины, медленно и понуро, недобро поглядывая на выстроившийся на церковном крыльце караул. Они хорошо запомнили брошенный им под ноги, будто псам шелудивым, хлеб. И невольно ждали иных обид. Отец Никифор, бережно поправляя большой нагрудный крест, в свою очередь побрел за своей паствой, а Полин немного задержалась, чтобы обменяться парой фраз с ряженым Немровым. Узнавать его, называть по имени или откликаться на его благодарность в присутствии батюшки она не захотела, потому что еще не понимала, к добру ли, аль к худу для них всех это чудесное явление русского гусара в захваченном французами городе.
- Вот уж не ожидала встреть вас, сударь, да еще в таких удивительных обстоятельствах, - прошептала девушка. - Зачем вам в монастырь Александр Николаевич? И правда, разыскиваете кого? Или по служебной надобности в Смоленске? Если так, побойтесь Бога, не впутывайте в эти дела отца Никифора.
Французы, как она поняла, не испытывали никакого особого почтения к церковному сану. Реши они, что русский поп обманул их доверие, или, еще того хуже, злоумышляет против них, не пощадят ведь.
Оказавшись на улице, люди тут же бросились к ближайшему колодцу, всех, а особенно детишек, мучила жажда.
- Скажите им, чтобы церковь снова заперли, - попросил отец Никифор, кивая на поляков. С них станется разграбить храм, а потом обвинить в этом только что освобожденных пленных.
Полин оглянулась по сторонам, полковника Шабо уже и след простыл, зато Иван-«медведь», ее самоназначенный мрачный сторож, степенно шествовал навстречу. Отвесил земной поклон батюшке, потом всмотрелся в двух мужиков и беспечно обнажил в широкой ухмылке крепкие зубы.
- Надо же, а вот и второй барин нашелся.
- Молчи уже, горе ты мое, - шикнула на него мадемуазель Ренуа. - Вы, может, тоже помните его, Александр. Ополченец, заводила погромщиков.

- Разыскиваем, - кивнул головой Немиров, провожая взглядом идущего по улице батюшку. Если нужно будет, они с Сомовым используют малейший шанс узнать о судьбе Баратынского, но кто знает, возможно, все гораздо проще, чем они предполагают.
- Я ведь тоже не ожидал встретить Вас вот при таких обстоятельствах и скажу, что Вы подобны Ангелу, явившемуся с небес. Стоило Вам появиться, так двери темницы раскрылись, - Немиров волей неволей сыпал комплиментами, хотя, если честно признаться, то ни одно слово не было пустой лестью.
- И действительно, Вас нам сам господь послал. Товарища мы своего разыскиваем. Баратынского Дмитрия Арсеньевича. Вы же знаете его сестру, Марию Арсеньевну. В Смоленске она или успела уехать?
Немиров говорил торопливо, опасаясь, что любая случайность может помешать их разговору. И мадемуазель Ренуа может спешить по своим делам, и поляки могут устроить каверзу потехи ради. Но «беда» пришла откуда Немиров и не мог предположить. Громадный мужик по простоте душевной признал его, назвав барином.
- Как не помнить этого погромщика, - ответил Немиров, припоминая все обстоятельства визита в тот день в модную лавку, и тут же у него появилась надежда от слов этого мужика.
- Хорошо, я второй, а первый то где? – не без волнения спрашивал Сашка одновременно и мадемуазель Полин и мужика. Если учесть, что тогда в лавке он был вместе с  Баратынским, то выходит, что «первый барин» именно тот, кого они ищут! От волнения у него даже пересохло во рту, и он облизнул сухие губы.
Сомов в это время беседовал с отцом Никифором, и Немиров не мог дождаться, чтобы улучить минутку и прервать их разговор. Со стороны их компания не вызывала особого подозрения, благо что оказавшись за стенами храма можно было напялить шапку хоть по самые брови, чем Сашка и воспользовался. Французы не дураки, живо заприметят и черты лица не характерные для крестьянина, и не успевшую обрасти шевелюру, тем более что их контраст по сравнению с заводилой погромщиков был велик.
- Только не исчезайте, подождите минутку, позвольте представить вам моего однополчанина, - Немиров, приложив руку к груди, отвесил мадемуазель Ренуа поклон (чтобы со стороны общение мужика и барышни выглядело натуральнее ) и косолапив ногами подошел к Сомову и отцу Никифору.
- Не по своей воле мы отступили, батюшка, - вмешался он в разговор. Может, оно и надо было деликатнее, да не до деликатностей тут.
- Товарища ищем тут, а может, и еще кого из наших солдат тут найдем. Надеемся на вашу помощь, батюшка. Слухами земля полнится, что помогали вы раненым словом, причащали умирающих.  Знать бы нам кто где расположился. За это уже спасибо.
Отец Никифор устало, но участливо слушал гусар и думал уже куда позвать их для обстоятельно беседы, как к ним побежали две бабы и, упав на колени, целуя наперебой руки священнику, стали умолять срочно пойти батюшку с ними. Из их сбивчивых слов Сашка только и понял, что кто-то там недалеко вот-вот родил и, того гляди  роженица с младенчиком представятся, так надобно причастить и окрестить пока не поздно.
Пользуясь этой заминкой и видя, что отцу Никифору теперь не до них, Сашка потянув за рукав Георгия, отвел его в сторону модистки и мужика, стоящего как на карауле при ее персоне.
- Мадемуазель, позвольте Вам представить Сомова Георгия Степановича. И умоляю, если вы хоть что-то знаете о мадемуазель Баратынской и об ее брате, расскажите. Готовы следовать за вами куда прикажете, и сделать ради этого все что скажете.
Свои слова Немиров сопровождал короткими поклонами, как обычно мужики кланяются барину или барыне, хотя видит Бог, ему хотелось встать на колено перед мадемуазель и  почтительно коснуться губами если не ее руки, то хоть края платья.
- Кланяйся барышне, - шикнул он на Сомова, сдерживая улыбку и желание подтолкнуть того рукой в спину.

Отредактировано Александр Немиров (2018-02-18 23:43:36)