Ночь 18 числа была ужасна, насколько ужасной может быть ночь, когда в городе идет сражение, над головой громыхает канонада а изо всех щелей тянет удушливым дымом пожаров.
- Я не думал, что они станут стрелять по городу, - укоризненно восклицал месье Виктор каждый раз, когда стены здания сотрясались от слишком близко ударившего ядра.
- Потерпите немного, отец, - терпеливо отвечала Полин, глядя на тусклый и дрожащий лепесток одинокой свечи. В подвале, куда они спустились, спасаясь от обстрела, было темно и душно, девушка, насмотревшись на пожар, готова была отказаться от любого огня, но сидеть а абсолютной темноте выходило еще страшнее. - Русские уходят, они оставляют Смоленск, к утру все закончится.
К утру все закончилось.
Рассвет казался тусклым из-за затянувшего город дыма, рокот барабанов, сопровождающий входящие в город французские колонны растекся от Никольских ворот, медленно приближаясь к плац-параду. Семейство Ренуа вернулось в свою квартиру, с облегчением убедившись, что дом цел. Как и прочие жилые дома на Блонской и казенные - вокруг площади и губернаторских дворцов. Эта часть города, к счастью, была каменной. И, к счастью для отца Полин, из окна второго этажа, где располагалась их квартира, не видно было тех догорающих руин, в которые оборотились смоленские предместья и бедные деревянные кварталы. Зато хорошо видно было торжественно марширующих французов и выстроившуюся в большое каре на плац-параде гвардию.
- Император, - внезапно воскликнул месье Виктор, указывая дочери на невысокого человека, чей простой мундир разительно отличался от плотно окружившей его блестящей свиты генералов и маршалов.
- Смотри, Полин, это Наполеон.
- Да, я вижу, - довольно равнодушно согласилась девушка, предпочитавшая разглядывать молодых и красивых офицеров-соотечественников. Что ей до императора? - Как вы полагаете, отец, все эти люди… Они ведь не могут ночевать под открытым небом. Верно, бросятся искать себе квартиры. Может быть нам самим поговорить с ними, предложить свое гостеприимство прежде, чем господа солдаты заселятся в наш дом насильно?
- Ты как всегда права, девочка моя, - признал портной. - Пожалуйста, помоги мне одеться.
Таким образом отец и дочь Ренуа оказались одними из первых смолян, что не  побоялись показаться на глаза победителям и даже взглянуть на устроенный императором парад. Их появление не замедлило принести свои плоды, обнаружив в месье Викторе своего соотечественника, французы сделались любезны вдвойне, а у дома тут же выставили караулы, спасая его неминуемого разграбления, потому что сразу несколько офицеров высказали самое горячее желание поселиться именно там. Помимо квартиры, принадлежащей Ренуа, в здании имелось еще пять превосходных апартаментов на втором и третьем этажах, они тут же были заняты, к счастью, никого из прежних хозяев не пришлось выгонять вон, они сами сбежали заранее. Соседям Полин повезло меньше, кое-где на Блонской были слышны истошные негодующие крики обывателей, жилища которых занимали французы.
В общем, жизнь налаживалась, насколько это было возможно посреди войны. Днем восемнадцатого августа Полин пришлось беседовать по-французски и выслушать комплиментов больше, чем за всю ее недолгую жизнь. А вечером семейство Ренуа, как в старые добрые времена, уселось ужинать. Полин чинно расставила на столе фарфоровые чашки, розетки, небольшую вазочку с вареньем и поднос со свежими булочками. 
Пекарни в городе не работали. Господи, да их, наверное, и не осталось. Но месье Виктор обладал болезненной запасливостью, когда речь заходила о продуктах. Сказывалась голодная революционная молодость. Иногда, хоть и нечасто, отец вспоминал об этом. Особенно тогда, когда дочь начинала шутить, что мыши в их чулане растолстели так, что уже не могут бегать. Теперь девушка была рада отцовской привычке. Если неизвестно, когда ты в следующий раз отправишься за покупками, запасы муки, крупы, сахара, соли, заварки, специй, копченых колбас, сухофруктов и солений уже не кажутся объектом для насмешек.
Разбитые погромщиками окна магазина модного платья по-прежнему были наглухо закрыты ставнями, и когда можно будет заказать новые стекла в витрину, мадемуазель Ренуа не знала. Слишком многое, буквально все переменилось в городе за последние сутки. 
Отец ее между тем был совершенно очарован явившимися в Смоленск французами. Они ничуть не походили на воинственных санкюлотов времен его молодости. Любезные офицеры, - а форма делает представительным любого, даже самого невзрачного мужчину, - и не менее любезное обращение. Если портной и предполагал, что причиной всеобщей галантности, окружившей его семью, не в последнюю очередь была его дочь, то предпочитал не печалиться об этом: девушке ее возраста нужно внимание. Полин не печалилась тем более.
- Знаешь, милая, возвращение во Францию было для меня непростым решением, которое я так и не осмелился принять, - посетовал месье Виктор, с видимым трудом орудуя левой рукой, вместо сломанной правой. - Иногда я думаю, не было ли подобное малодушие ошибкой.
Он задумчиво посмотрел на хлопочущую у стола дочь. Счастлива ли она в России? Будет ли счастлива?
- Мне нравилось слыть француженкой среди русских, - безмятежно возразила Полин  - во Франции я была бы француженкой среди француженок, это совсем другое дело.
- Кто знает, кем бы ты была во Франции, - пробормотал месте Ренуа себе под нос. Близкое знакомство с погромщиками, а затем и артиллерийский обстрел города вынудили портного задуматься о том, что станется с его дочерью, если он, упаси господь, лишится жизни. В России у его девочки никого нет, а во Франции… Кто знает? Жаль, что он не задумался об этом раньше.
Тут до слуха чаевничающих донесся какой-то странный звук.
- Кто-то стучится в лавку - догадалась Полин.
- Там заперто, и не вздумай спускаться, - забеспокоился портной. - Магазин модного платья закрыт. Не думаю, что именно сейчас кому-то не терпится примерить шляпку или заказать новые перчатки.
- Вдруг что-то важное, - не согласилась с доводами отца Полин, она все еще продолжала надеяться, что в магазин заглянул кто-то из покупательниц, например, мадемуазель Мари, к которой снова и снова возвращались мысли молодой француженки.
- Я все же взгляну. Не беспокойтесь ни о чем,  повсюду французские караулы. 

Оказавшись внизу, хозяйка торопливо отодвинула тугой дверной засов и удивленно захлопала глазами, потому что визита человека, барабанящего в дверь лавки, она никак не ожидала. Это был «медведь», мужик-ополченец, которого Полин последний раз видела третьего дня. Что с ним сталось после, как и со всеми теми ранеными, что оставались в здании городского архива, девушка не то, чтобы совсем-совсем не задумывалась. Скорее, надеялась, что судьбой их озаботятся те, кому следует заниматься подобным: русские военные. И вот теперь… А что, собственно, теперь?
- Ты? Что тебе тут надо? - выпалила мадемуазель Ренуа без всякого дружелюбия. И тут же пожалела о несдержанности.
Французские часовые у парадного и без того уже глазели в их сторону, уж больно колоритным был богатырского сложения потрепанный мужик. А если она его не впустит, кто знает, что они себе вообразят?
- Заходи? Да, заходи же!
Здоровяк с готовностью шагнул вовнутрь, и Полин показалось, что в лавке сразу сделалось тесно.
- Дело есть, барышня, - заявил он.
- Нет у меня с тобой никаких дел, - отрезала девушка. - Почему ты вообще еще в городе?
- Дык, а куда было деваться? - ополченец пожал плечами. - Все-то немощные, едва живы.
- И особенно ты, - не удержалась Полин.
- Да и мне на стенах досталось от бусурман ваших, - мужик неожиданно весело сверкнул глазами. - Битому стыдно домой возвращаться, что скажу мужикам-то? И товарищей раненых бросать - не по-христиански. Думали, может, подмога какая будет. А потом как налетел хфранцуз-то.
- И что? - внезапно испугалась Полин.
- Да и ничего, - успокоил ее гость. - Раненых своих начали таскать к нашим. Знатно мы их потрепали, ужо попомнят Смоленск. А доктора у них справные. И пользуют всех, без разбору. Хоть и нехристи. Так наш батюшка сказал, с батюшкой спорить - смертный грех.

Они с «медведем» в глазах мадемуазель Ренуа были очень странной парой. Но со стороны все виделось куда логичнее: барышня из хорошей семьи в сопровождении устрашающего вида крепостного мужика, во избежание, так сказать. Тем более, что барышня неизменно привлекала внимание каждого француза в мундире. Пожаловаться, впрочем, было не на что, дальше приветствий, восхищенных восклицаний и комплиментов дело не заходило. Но спутнику Полин не по нраву было даже это.
- Ишь, галдят, чисто воронье, - бурчал он, недобро зыркая на победителей. - И цепляются, чисто тебе репьи. Как у себя дома.
- Должна тебе заметить, любезный, что твое недовольство запоздало, - в какой-то момент не выдержала девушка. - Помнишь того русского офицера в лавке? Он говорил, что геройствовать надобно на стенах. Так вот он был прав, как у вас, русских говорят: кулаками после драки не машут!
- Это вы про молодого гусарского поручика, барышня? - хмуро переспросил мужик. - Ну, он-то от своего слова не отступился, да только у супостата оказалась силища великая. В лазарете нынче барин-то. Свезло, что подобрали. Я тут шел, видел мертвяков великое множество, французы их вывозят подводами, видать, где-то в оврагах за городом зароют, нехристи-душегубы.
Полин никак не могла взять в толк русского твердолобия, отчего упрямый «медведь» продолжает величать душегубами тех, кто пользует русских раненых и разбирает развалины после пожара. Но это все сделалось вдруг неважно после того, что рассказал ополченец о Баратынском. Сердце неприятно сжалось, что с ним, опасно ли ранен, уж не для Дмитрия ли они ищут священника? Знает ли сестра о том, что случилось с братом? Да и где нынче сама мадемуазель Мари?
Погрузившись в тревожные размышления, девушка потеряла счет времени и очнулась только на Соборном холме, где спутник ее, до того надолго приумолкший, указал Полине на оцепление вокруг храма.
- Вот они, супоста… А, да ладно, - он махнул рукой, заприметив в зеленых глазах девицы закипающий гнев. - Хфранцузы, стало быть, вот, ни подойти, ни на хромой кобыле объехать.
- Господа солдаты, - мадемуазель Ренуа бесстрашно шагнула к пехотинцам, с удовлетворением обнаружив, что те опустили штыки при ее приближении. А  при звуках французской речи и вовсе облегченно вздохнули и приосанились. - Будьте так любезны… Мне очень, понимаете, осень нужно переговорить с вашим офицером.
Один из солдат тут же бросился на поиски, и через считанные минуты на улице появился капитан, командующий охранением.
Ополченец наблюдал за этой суетой с ухмылкой, видимо его «супостаты» привечали тут иначе.
- Мадмуазель? Чем могу быть полезен? - вопросил капитан.
- Нам нужен священник, - пояснила Полин. - В вашем лазарете много русских раненых, все они - чрезвычайно религиозные люди, для них присутствие служителя церкви жизненно важно. Уверена, вы меня понимаете. В вашей стране до революции было точно так же. Буду вам искренне признательна, если вы позволите нам войти в храм и переговорить с попом. Так ведь есть священник?
- Да, есть. И я позволю вам встретиться с ним, мадемуазель. Но этот… ваш спутник...
- Мой спутник - человек безобидный, уверяю вас, - мстительно пояснила Полин. - Он только выглядит угрожающе. Что-то вроде сторожевого пса. Разгуливать по городу одной по русским традициям не слишком прилично.
- Хорошо, я пропущу вас обоих, - согласился капитан. - И если вам наскучит этот дикарь, в качестве недурного сторожевого пса могу предложить свою кандидатуру.
Он не был бы французом, если бы не попытался.
- Я посоветуюсь на счет этого с отцом, - улыбнулась мадемуазель Ренуа и потащила своего «медведя» через французский кордон.
- Доволен? Тогда ступай и объясняйся с батюшкой.
Отец Некифор согласился сразу. Хоть необходимость идти и отпевать тех же солдат, которых он напутствовал в бой перед сдачей Смоленска, вряд ли можно было счесть приятной. Что ж, пути Господни неисповедимы, и даже священнику не дано постичь, за что Небеса посылают людям такие беды и испытания. Вскоре процессия - батюшка с сыном, ополченец и девушка, - тронулась в обратный путь. Полин думала о том, что ей во что бы то ни стало нужно побывать в лазарете. Пропустят ли ее туда? Она надеялась, что да, ведь отец Никифор не говорит по-французски.

Тем временем священник и его сопровождающие добрались до плац-парада и здания, ранее бывшего городским архивом. Теперь у подъезда было не протолкнуться от подвод, странных двухъярусных экипажей, - знаменитых Ларревских амбуланс, - и санитаров, заносящих в лазарет раненых.
- У нас уже нет места, - отрывисто командовал кто-то. - Отправляйтесь в Свято-Троицкий монастырь, там прямо сейчас разворачивается новое отделение госпиталя. Да, и генерал Ларрей сейчас там. Пошевеливайтесь, черт бы вас подрал, время дорого!
- Господи, как же их много! - ужаснулась Полин.
- Так им и надо, нехристям, - привычно пробормотал ополченец.
- Замолчите, что вы за несносный человек! - устало разозлилась девушка.
- Посторонитесь! - прикрикнул на них кто-то из докторов. А потом, разглядев непривычное одеяние попа, все же потрудился заинтересоваться: - Кто вы, собственно такие, и что вам нужно?
Трое русских непонимающе переглянулись, и мадемуазель Ренуа поняла, что все переговоры вновь ложатся на ее плечи. На этот раз Полин не возражала, отец Некифор был для нее пропуском в госпиталь, а попасть вовнутрь модистка вознамерилась во что бы то ни стало. 
- Месье, это священник из Успенского собора. Он пришел соборовать русских раненых.
- Исцелять молитвой? - скривился врач. - У нас нет на это времени.
- Разве не ваш долг спасти этих несчастных? - напомнила Полин. - Бог тоже может немного в этом помочь. Все русские - верующие люди, для них это важно. И для тех, кто выживет, и тем более для тех, кому суждено иное. Они страдают не только от ран, но и своей душе, нуждающейся в небесном утешении.
- Оставьте это, мадемуазель. Я не зверь. И я готов пропустить священника к его соотечественникам, но… Он понимает по-французски?
- Нет, увы. Ни он, ни его сын.
- Вот видите. Это создаст массу неудобств нашим санитарам и хаос там, где и так хватает хаоса.
- Я позабочусь о том, чтобы этого не произошло, - заверила эскулапа мадемуазель Ренуа.
- Вы? - засомневался медик, с головы до ног придирчиво осматривая девушку. - Мне кажется, вы не слишком хорошо представляете себе, что увидите внутри. Это зрелище не для женщин.
- Я пришла сюда не ради зрелищ. Я просто хочу помочь. Хоть как-нибудь. Не волнуйтесь за меня, я уже успела насмотреться на мертвецов, хоть и не желала этого. Уверена, видеть живых далеко не так страшно, у живых еще остается надежда.
- Что ж, проходите, - сдался француз. - Мертвецов у нас тоже хватает. Если ваш священник посодействует с их погребением, буду весьма признателен.
- Я поговорю с ним. Уверена, он не останется в стороне, - заверила Полин.
И их пропустили к страждущим.

Поначалу мадемуазель Ренуа полностью оправдала предположения врача, то есть побледнела, покачнулась и вцепилась в «медведя». Она ошиблась, мертвецы не так страшны, как умирающие, ведь мертвецы не страдают. Девушке понадобилось время, чтобы прийти в себя. Но взятые на себя обязанности требовали исполнения. Ей пришлось объясняться и с санитарами, и с отцом Некифором, не так-то просто было различать в этих израненных людях русских и французов.
Покуда священник раз за разом склонялся к страждущим, Полин пыталась, уняв позывы рвоты и дрожь в ногах, оглядеться по сторонам. Как много несчастных. Боже всемогущий, она нипочем не отыщет тут Дмитрия Баратынского!
- Поручика высматриваете? - в иной ситуации француженка разозлилась бы на мужика за подобную прозорливость. Но теперь лишь благодарно кивнула.
- Так и быть, провожу вас, - удовлетворено хмыкнул тот.
Лавируя между койками, он повел Полин за собой, а когда остановился, мадемуазель Ренуа поняла, что без его помощи нипочем не справилась бы. Она не сразу признала в бледном молодом человеке, чья грудь была туго спелената в кокон из бинтов, брата Мари Баратынской, того отважного гусара, что вступился за них в лавке.
- О господи…
Едва не плача от жалости, Полин склонилась над раненым, не решаясь его тревожить, не имея представления, чем она ему помочь, и не находя в себе сил уйти.

Отредактировано Полина Ренуа (2017-05-11 22:41:07)

- Пожалуйста, не нужно этого делать, - наблюдая за внезапными метаниями Дмитрия Баратынского, заволновалась Полин. Девушка наклонилась еще ниже и ласково накрыла ладонью руку раненого, пытающегося срывать бинты. - Так вы только навредите себе.
Поверьте, я ничуть не обижена на то, что вы меня не узнали - поспешила заверить она молодого гусара. - Наоборот, сожалею о том, что у меня нет никаких новостей о вашей сестре. Могу только уповать на то, что мадемуазель Мари сейчас в безопасности.
«Медведь» возвышался за ее спиной суровым сторожем, вот же пристал мужик, словно банный лист, в самом деле!
Совсем недавно Полин была благодарна своему странному знакомцу за то, что он сопроводил ее к раненому поручику, теперь же предпочла бы, чтобы он исчез и больше ни совал нос не в свое дело.
- Хотите пить? - осторожно спросила девушка у Дмитрия. И тут же смутилась своей глупости. - О чем я, конечно же, хотите. Я сейчас принесу.
Мадемуазель Ренуа не знала, что доктор Мюллер совсем недавно уже подносил Баратынскому напиться. И в то же время она оставалась по-своему права, раненых жажда мучает постоянно.
Отыскав на полу ведро, одно на несколько коек, девушка зачерпнула воды, затем намочила в воде свой платок и поспешила обратно к гусару.
- Вот так, очень осторожно…
Не зная точно, можно ли раненому двигаться, она подсунула ладонь под затылок Дмитрия, приподнимая его голову, а потом поднесла к губам его кружку. В глаза бросалось, что лазарет организован на скорую руку и раненым не хватает самого необходимого. Простой соломенный тюфяк, ни подушки, ни белья, ни одеяла. Поручик по-прежнему был укрыт ментиком, а взволнованная модистка вспомнила, как отдала ткани из магазина тогда еще русскому врачу. Не похоже было, чтобы французы оказались в лучшем положении, а ведь им приходилось сейчас выхаживать и своих, и оставленных отступающей армией русских раненых. По традиции военные госпиталя содержались за счет городов, а которых они размещались. Смоленск не мог предоставить ничего, по крайней мере сейчас.
Опустив на лоб Дмитрия влажный платок, девушка уже по-новому огляделась по сторонам. Какое ужасное место, выжить тут куда сложнее, чем умереть.
Отец Никифор продолжал читать молитву, отголоски ее, по мере продвижения священника среди коек, то полостью стихали, то слышались явственно.

… молимся Тебе Боже наш, рабов Твоих немощствующих посети милостию Твоею, прости им всякое согрешение вольное и невольное. Ей, Господи, врачебную Твою силу с небесе низпосли, прикоснися телеси, угаси огневицу, укроти страсть и всякую немощь таящуюся, буди врач рабов Твоих. Воздвигни их от одра болезненного, и даруй их здрава душою и телом благоугождающа и творяща волю Твою…

- Теперь лучше? - тихо спросила Полин, усаживаясь прямо на пол подле постели поручика. Стульев или табуретов тут тоже не было. - Если я могу еще хоть что-нибудь сделать для вас, пожалуйста, скажите.

Отредактировано Полина Ренуа (2017-05-14 00:37:10)

После слов поручика «ангел» смущенно зарделся, демонстрируя тем самым, что он, а вернее, она - отнюдь не бесплотное существо, некое чистое милосердие, как предполагается воспринимать божественных существ. А создание из плоти и крови. И было очень хорошо, что далее господин Баратынский заговорил в прозе, расспрашивая о том, что уже не касалось напрямую душевных качеств Полин.
Он ни словом не обмолвился о Мари, что было немного неожиданно, но мадемуазель Ренуа подумала, что разговор еще вернется к ней. Пока же раненый хотел знать о том, что, без сомнения, беспокоило его, как военного.
- Город в ужасном состоянии, сударь, - честно поведала девушка. - От Смоленска, по правде говоря, мало что осталось, кроме нескольких центральных улиц с каменными домами. Все остальное сгубил огонь. Французы, - если этот рассказ не покажется вам обидным, - не обращаются с нами дурно, они расчищают улицы от последствий пожара и мертвецов, которых повсюду изрядное количество. Горожане до сих пор прячутся, многие нашли убежище в Успенском храме, но об этом лучше расскажет отец Никифор. Что до русской армии… Мне мало что о ней известно, - жалобно заключила Полин. В сущности, я знаю только то, что слышу мельком из разговоров французов, благо я хорошо знаю французский язык. Я могла бы разузнать подробнее, но…
Девушка замялась. Потому что подозревала, что подробности окажутся совершенно не такими, какие раненый русский гусар хотел бы услышать.
- Еще говорят, что император Наполеон намерен окончить свою кампанию в Смоленске, - добавила она едва слышно. Этот слух тоже был не более, чем слухом. Но, быть может, хотя бы он порадует месье Баратынского.
- Да уж будет вам расхваливать лягушатников! - внезапно подал голос ополченец. - В город супостаты никого не впускают, из города никого не выпускают, а всех, кого переловили в окрестностях, сажают под арест в Одигитриевскую церковь. А уж что с ними потом сотворят, одному богу ведомо.
- Об этом я ничего не знаю, но в беспричинные зверства не верю, - отрезала Полин. - Дмитрий Арсеньевич, не в вашем положении нынче беспокоиться обо всем этом. Вы, главное, поправляйтесь. А на все остальное и правда воля божья.

Отредактировано Полина Ренуа (2017-05-20 00:30:16)

- Будь я даже трижды француженкой, а не всего один раз, меня бы не пропустили в лазарет просто так, - Полин невольно улыбнулась, вспоминая разговор на входе. - Пришлось полагаться на смекалку. Но, господин поручик, для девушек, вроде нас, без смекалки в жизни никак не обойтись.
Объяснять молодому помещику Баратынскому, что  в этом несовершенном мире во всем угождают и потакают только знатным барышням его круга, время было не самое подходящее. Для девиц из простонародья умение приспосабливаться к обстоятельствам и быть полезными необходимо, словно воздух. А уж крепостным… Подобной участи мадемуазель Ренуа даже вообразить себе не могла, хоть и выросла в России. Она невольно оглянулась на «медведя»-ополченца, ведь и этот могучий и диковатый человек кому-то принадлежит. Даже на войне оказался по воле барина.
Хоть Полин и одернула мужика, когда тот заговорил о суровости французов, слова его продолжали звучать у нее в ушах. Значит, всех неудачливых беглецов из Смоленска, отставших от армии, держат под арестом в Одигитриевской церкви…
«Это не мое дело, - недовольно мотнула головой девушка. - Дмитрию Арсеньевичу не дОлжно об этом беспокоиться, мне - тем более».
И все же неприятное ощущение не отпускало. Мадемуазель уже успела убедиться на нескольких наглядных примерах, включая отца Никифора, что большинство смолян беспомощно оттого, что не может объясниться с новыми хозяевами города. В мирное время Полин казалось, что по-французски болтают буквально все окружающие. Но она, модистка, имела дело с определенным кругом, с дворянами, а вот их-то в Смоленске почти не осталось. Простолюдины французского не знали, а французские солдаты всякий раз, когда попытки беседы заходили в тупик, пускали в ход угрозы и штыки. И она, Полин Ренуа, возможно, могла бы облегчить участь многих несчастных, если только вовремя замолвить за них словечко нужным людям. Правда во французских чинах, регалиях и персоналиях мадемуазель совершенно не разбиралась, узнавая в лицо пока еще одного лишь Императора французов, да и то потому, что хорошо рассмотрела этого человека во время его зловеще-триумфального въезда в резиденцию городского губернатора.
К особе императора, право, ее вряд ли допустят, но все эти блистательные штабные генералы… Может быть кто-то из них?
Сообразив, что ее внезапная задумчивость может быть превратно истолкована собеседником, Полин быстро вернула на лицо привычное выражение беспечности. Спасибо опыту общения с капризными дамами-заказчицами.
- А по сему будьте уверены, Дмитрий Арсеньевич, я буду навешать вас, к каким бы уловкам мне ни пришлось прибегать. Они же французы, - глаза мадемуазель на миг сверкнули лукавством. -  Значит, беззащитны перед желаниями женщины.
- Надо было, стало быть, баб выпускать в бой, а не гусар, - хмыкнул за ее спиной ополченец.

- ПапА почти оправился, - при виде доктора просияла Полин.
Мадемуазель Ренуа вспоминала герра Мюллера во время боев за Смоленск. Но тогда она не имела возможности разыскивать его. Теперь же была искренне рада за немца, которому не только посчастливилось уцелеть в огне, но и остаться верным клятве Гиппократа.
«Как хорошо, что он не сбежал из города, как многие другие. Не сбежал, хоть моему отцу и советовал уехать.  В Смоленске теперь так нужны врачи! И Дмитрия Арсеньевича герр Мюллер не оставит без присмотра».
На французских докторов, при всем своем заочном восхищении соотечественниками, Полин не смогла бы положиться с подобной уверенностью. Госпиталь, это девушка видела и понимала, переполнен, так что многие раненые опасно обделены вниманием. Но на участие немецкого врача в судьбе своего русского знакомца можно было рассчитывать наверняка.
Вдохновленная внезапным признанием раненого гусара в том, что он будет рад ее визитам, мадемуазель Ренуа задумалась о том, а как собственно она осуществит свое обещание. И повод снова наведаться в лазарет тут же придумался сам собой.
- Может быть вам что-нибудь нужно, герр Мюллер? Что-нибудь из города? - При этом девушка так выразительно глянула на доктора, что тот растерянно кашлянул.
- Хотелось бы знать, уцелеть ли моя квартира, - наконец, нашелся эскулап. - Там остался хороший набор медицинских инструментов и много вещей, что могут пригодиться тут. К сожалению, не имею возможность отлучиться. Даже спать буду в лазарет. Очень много работа.
- Я принесу, - тут же с готовностью пообещала француженка.
Главное примелькаться, и тогда тот Цербер на входе привыкнет к ее визитам и перестанет преграждать дорогу к… «Нет, не к сердцу поручика Баратынского, - мысленно одернула себя размечтавшаяся было Полин. - О таком еще рано загадывать. Всего лишь к его обществу».

Отредактировано Полина Ренуа (2017-10-24 16:46:51)