1812: противостояние

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » 1812: противостояние » Труба трубит, откинут полог, » День подарков (15 августа 1812 года, Смоленщина)


День подарков (15 августа 1812 года, Смоленщина)

Сообщений 1 страница 29 из 29

1

Участники: Огюстен Шабо, Гастон Ферье, всякого рода эпизодические персонажи
Время и место: утро 15 августа, окрестности деревни Корытня а также французский походный лагерь
Немного истории:
14 августа дивизия Неверовского начала отступление от Красного к Смоленску, кавалерия Мюрата преследовала русских до позднего вечера до деревни Корытня (24 км. от Смоленска), но под Корытней французы остановились, приняв расположенный в деревне и немедленно вступивший в бой казачий полк и егерьский батальон, прикрывавший переправу через реку Ивань, за авангард всей русской армии. После этого Неверовский продолжал свое отступление ночью и уже без боя, и остановился в 6 км от Смоленска, выбирая позицию для обороны города. Там к нему присоединилось подкрепление, посланное генералом Раевским. Французы же ночевали под Корытней, подтягивая туда все растянувшиеся в пути резервы. Так что утром 15 августа между противниками пролегала примерно 20 километровая полоса «ничейной земли», которую русские уже оставили, а французы еще не заняли. По ней перемещались в основном разъезды охранения и разведывательные отряды (и французские, и русские) с целью выяснить, где сейчас неприятель, чем он занят и что планирует далее.

+1

2

Бешенная скачка, во время которой Шабо не имел ни малейшего представления о том, куда они оба несутся, сломя голову и не разбирая дороги, быстро закончилась. Огюстен пожалел коня, тем более, что и дороги-то никакой не было, разбирать нечего. Лесная опушка повторяла изгибы реки, и лес неприятно густел, подступая все ближе к воде, так что скоро капитану пришлось пойти шагом, ведя Аякса в поводу. И все же француз не решался расстаться с рекой, предполагая, что рано или поздно она приведет его к мосту, переправе или броду, а оттуда потянется какая-никая, но тропа. Сопутствовавшее бегству возбуждение постепенно схлынуло, и очень скоро Шабо почувствовал, что ноги его подкашиваются от усталости. Тогда он остановился, осторожно ощупывая разбитый затылок, где волосы за несколько часов слиплись в неприятную корку из запекшийся крови. И, наконец, решил, что от блужданий в темноте будет больше вреда, чем пользы. При свете дня ориентироваться станет намного легче.
Огюстен, насколько смог, увел Аякса в чащу, привязал к старому ореховому кусту, и, опустившись на землю, принялся растирать опухшие и саднящие после долгого знакомства с тугой веревкой запястья. За этим занятием он через несколько минут и уснул, будто в пропасть, провалившись в свинцовый горячечный сон без сновидений. 

Когда беглец очнулся, над землей уже занимался ранний летний рассвет. От реки поднимался, расползаясь между деревьев, туман, так что капитан на какой-то миг почувствовал себя призраком в призрачном краю. А потом он услышал мерный стук копыт и далекие голоса. Эти совсем не призрачные звуки могли сулить Шабо и удачу, и беду, в зависимости от того, какому из императоров присягали невидимые пока еще всадники. Очень жаль, что на подобный жизненно важный вопрос ответа у Огюстена пока не было.
Старясь не издать не единого лишнего звука, француз вскочил на ноги и  предусмотрительно накрыл ладонью ноздри встрепенувшегося Аякса.
- Тише, дружок, тише. Мы тут не одни.
Он успокаивающе погладил верного четвероного друга по напряженной шее, при свете зарождающегося дня с радостным удивлением подмечая то, на что совершенно не обратил внимания ночью впопыхах. Гусары не только не расседлывали трофейного коня, они даже не потрудились порыться в вещах пленного, оставив все, как есть. Самого Шабо они, конечно же, разоружили, избавив капитана от портупеи и сабли, но седельные пистолеты остались на месте. Оказывается, он не так уж безоружен, как предполагал.
Медленно вытащив один из них из чехла, Огюстен, проверил, закрыта ли пороховая полка, - он вчера заряжал свои пистолеты, но кто его знает, что потом могли делать с ними русские, покуда он в беспамятстве болтался поперек седла месье Сомова,  - и так же медленно взвел курок. Тихий щелчок посреди утренней тишины показался капитану оглушительным, но те, кого он ждет, кажется, еще далеко, вряд ли они могли его слышать. Теперь понять бы, где эти люди едут.
Очень скоро выяснилось, что, свалившись ночью от усталости, Шабо совсем немного не дотянул до дороги. Буквально через несколько шагов лес редел, дальше простирались какие-то поля, в которые удалялась все та же безымянная для заблукавшего не по своей воле француза река, а по краю леса змеилась бурая лента проселка. Именно по нему смутными фигурами через проклятый, - как же он некстати, - туман двигались верховые.
«Свои или чужие? Что ж вы замолчали, плывете тихо, словно привидения. Подайте голос… Так свои или… Свои!»
Шабо, облегченно вздохнув, опустил пистолет. Он наконец-то с уверенностью разглядел зеленую форму французских конных егерей, кивера с имперскими орлами, алые пятна высоких воротников, и даже рискнул предположить, что видит перед собой парней из двенадцатого конно-егерьского полка, не слишком, надо сказать, удачливого в последние дни. Дело оставалось за малым, выбраться из кустов и… И тут «французы», запоздало, но все же исполняя мысленную мольбу Огюстена, «подали голос», о чем-то заговорив между собой. И звуки непонятного, но уже очень хорошо знакомого языка опасно резанули слух.
«Не исключено, что я тронулся умом», - тоскливо предположил капитан, с недобрым изумлением наблюдая за болтающими по-русски «соотечественниками». То есть, конечно, никакие они не соотечественники, а сообразительные русские лазутчики. Превосходный план, надо сказать, сам Шабо с удовольствием провернул бы подобную авантюру, если бы только во французской армии нашлась хоть горстка храбрецов, разговаривающих на языке московитов так же свободно, как их дворяне изъясняются на языке Огюстена.
Просить о помощи сразу расхотелось, если он надумает совершить самоубийство, можно все же придумать что-нибудь умнее, чем задушевная беседа с лже-егерями посреди безлюдного поля. Стрелять? Нет смысла, одной пулей целый отряд не уложить, а до второго выстрела он уже не доживет.
Разведчики неторопливо проезжали мимо, теперь уже так близко от застывшего в подлеске Шабо, что тот ясно видел их сосредоточенные молодые лица, возглавляющего отряд офицера, в капитанском, кстати говоря, чине, как и он сам. Рядом с ним лейтенанта с орденом почетного легиона, - вот ведь наглецы! - на груди, холеных лошадей, белые с зеленой опушкой вальтрапы. Даже круглые зеленые чемоданы с номером полка были на местах, и да, Огюстен не ошибся, каждый украшала белая цифра 12. Все по уставу, ни к чему не придраться.
- Разговаривать только по-французски, - предупредил своих спутников тот, кто носил форму их офицера, и француз невольно вздрогнул. Прозвучи этот приказ немного раньше, и он ничего не заподозрил бы. И, рассчитывая на счастливое окончание своих мытарств, встретил смерть, а не спасение.
Куда они едут? Если предположить, что в расположение французского авангарда, то он теперь, по крайней мере, знает направление, которого нужно придерживаться и ему самому.

+4

3

Ждать, пока отряд лазутчиков окончательно скроется из виду, пришлось довольно долго. Проклиная собственное бессилье, Шабо терпел, обещая себе, что, как только доберется до своих, немедленно займется поисками егерей из лже-двенадцатого. Хотя, если задуматься, не так-то просто будет это сделать, своих на Смоленской дороге скопилось изрядно, и среди многих тысяч людей маленькая группа чужаков растворится без следа. Не зная точно, куда и с какими целями они направляются, выследить их может оказаться сложновато. Даже с учетом того, что Огюстен, насколько мог, старался запомнить лица хотя бы «офицеров». Пока же капитан наверняка был убежден только в одном, в «свой» полк эти люди не сунутся, слишком велика вероятность разоблачения. Зато в любой другой…
Наконец, беглец решился и вывел коня из леса на дорогу. Без кивера, грязный и ободранный, он вряд ли мог считаться достойным образчиком французского офицера, но так даже лучше. Если снова наткнется на кого-нибудь, пока встречные будут разбирать, что там у него за мундир, сам он, даст бог, рассмотрит их первым.
- Вот тот неприятный случай в жизни военного, - посетовал Огюстен Аяксу, - когда при встрече с неприятелем все, что мы можем сделать, это попытаться от него удрать. Так что вся надежда на тебя.
Правда, оставались еще пистолеты. Но в них невелико подспорье, издалека точно промажешь, а если еще и с близкого расстояния промахнешься, твоя песенка спета.
Конь понимающе мотнул головой, - а может, просто мотнул, с чего бы ему понимать рассуждения человека, - и легкой рысцой затрусил по проселку. От тряски этой, в обычных обстоятельствах совершенно естественной, а нынче отдающейся в разбитой голове всадника неприятными приступами тупой ноющей боли, мысли Шабо находились в изрядном смятении. Он то вспоминал события минувшей ночи, то и вовсе начинал рисовать в своем воображении картины грядущего, хотя раньше никогда не утруждал себя долгими жизненными планами и вообще никогда и ничего не загадывал наперед. А теперь вот думал о Смоленске, причем не о самом сражении, хоть какой-то бой и предполагался разумеющимся. А о том, что станется с мадемуазель Баратынской, и получится ли у них когда-нибудь еще свидеться. Огюстен и хотел этого, и не хотел одновременно. Конечно же, Мари лучше оказаться подальше от войны. Хоть это и будет означать разлуку верную и окончательную. Впрочем, разлука - слово громкое, к чужим друг другу людям неподходящее. Они ведь чужие? Даже если мадемуазель есть до него дело, и ему до нее тоже теперь есть.
Надо сказать, что в положении капитана было не слишком уместно предаваться мечтаниям. Шабо, конечно, думал, что готов к любой встрече, тем более что проселок, по которому он следовал, выглядел безлюдным и пока еще относительно безопасным путем. Обстоятельствам, однако, свойственно меняться стремительно, и казачий разъезд выскочил наперерез одинокому всаднику совершенно неожиданно. Собственно, это и было пугающей особенностью непредсказуемых для французов степняков - умение появляться, будто из-под земли, как раз тогда, когда нападения меньше всего ожидаешь. И даже приглядываться к мундирам у Шабо не было больше нужды, их не спутать ни с гусарами, ни с уланами, да вообще ни с какой «цивилизованной» кавалерией, разве что с императорскими мамлюками, да и то с большим трудом.
В силу природных склонностей к фольклорным обобщениям, казаки представлялись Огюстену эдаким эллекином, дьявольской небесной охотой из средневековых преданий его края. Смешно, конечно, но дьявольским чутьем эти русские несомненно обладали. Вот отчего бы им, например, не сунуться к недавно проехавшим этой же дорогой «французам»? Как бы славно вышло, если бы казаки обманулись маскарадом, не для них предназначенным, и пощипали перышки своим же соотечественникам. Так нет же, отряд из лже-двенадцатого они пропустили беспрепятственно, а перед ним гарцуют и скалятся. Давно не виделись, двух дней не прошло!
Оценивая свое абсолютное численное и стратегическое преимущество, а следовательно, полную безнаказанность, русские что-то весело кричали. Шабо разобрал только «мусью», которого успел наслушаться и от крестьян, и от гусар, а потому знал, что это глумливый вариант французского «месье», то есть обращаются к нему.
Самое время уносить ноги. Но, собственно, куда? В лес бесполезно, через поля или обратно по дороге? А куда она ведет? Неприятно, оказывается, чувствовать себя дичью пред лицом загонщиков.
«Кажется, со Смоленском не сложится», - философски рассудил француз. Казак вскинул пику, - ну ясно, этим в отличие от гусар Баратынского, никакие пленные не нужны, а вот забава - в самый раз.
И Шабо, стиснув зубы, погнал Аякса навстречу этой пике и ухмыляющейся физиономии молодого донца, надеясь, что если ему, - ну мало ли, - повезет прорваться через это азиатское воинство навылет, то после этого драпать он будет уже по направлению к своим, а не в неизвестность.

Отредактировано Огюстен Шабо (2017-01-30 20:28:37)

+5

4

Отступление Неверовского почти на день задержало французов и план Наполеона - захватить Смоленск с наскока, отрезав русские армии от столиц, пришлось забыть. Сообщения от Мюрата и Нея были совсем неутешительными. Барклай и Багратион быстрым маршем двигались к Смоленску по другой стороне Днепра, от Рудни. И все равно была надежда заставить русских принять генеральное сражение. Не бросят же русские город, открывающий путь на Москву.

10 августа Император на параде обратился к группе офицеров и начальников одной из своих дивизий, с такими словами: «Господа, служба у вас идет плохо; у вас слишком много отсталых. Офицеры останавливаются на походе и проводят время у помещиков. Биваки их утомляют, тогда, как храбрость не берет в расчет дурную погоду. И в грязи сохраняется честь…»*. Да, фуражиры, порой отставали, порой подвергались нападению крестьян, но когда в походах было легко?
У русской армии было преимущество – они лучше знали местность. Окрестности Смоленска были очень неудобны для действия кавалерии, да и артиллерии надо заранее наметить позиции.

В ночь с 14 на 15 августа в сторону Смоленска был выслан небольшой разведотряд легкой конницы. Гастон Ферье, чье посещение России было не первым, выехал из лагеря с пятью людьми. Двигались осторожно, по обочине сельской дороги, наблюдая, не покажутся ли где бивачные огни неприятеля или очередная «деревушка». Бригадир Ферье один раз произнес на русском языке как назывались пять покосившихся изб вдоль дороги. Товарищи, посмеявшись забавному для них звучанию слова, теперь иногда просили его назвать тот или иной предмет на чужом языке. Гастон с удивлением обнаружил, что он не забыл язык чужой страны, в которой ему пришлось жить в детстве. Это и было одной из причин, по которой на разведку был отправлен именно он.
- Хорошо бы нам взять в плен если не офицера или солдата, то хоть одного из виллан, - рядовой Гранден притормозил свою лошадь и прислушался. Было тихо.
- У них это называется мужьик, - усмехнулся Байо.
- Тише вы, - одернул их Ферье.
- Вы втроем сворачиваете туда, мы разведаем эту часть. Байо, на карте карандашом пометишь овраги и ручьи. Потом повернете обратно к дороге. Ближе к рассвету мы должны уже возвращаться, чтобы успеть доложить обстановку.

Трава уже была сыра от утренней росы, на востоке начало светлеть небо, когда Гранден сделал знак остановиться. Даже в предрассветной дымке был виден казачий разъезд, двигавшийся мимо них чуть в стороне.
- Их немного. Всего: один, два, четыре, пять. Пять! – Гранден даже привстал в стременах.
- Тише, - почти прошипел бригадир.
- Твое счастье, что нас скрывает поворот дороги да эти деревья. Мы должны вернуться с разведданными вовремя.
- Они одни. Но вон как пришпорили! – Байо тоже нетерпеливо тронул повод коня, явно желая броситься в погоню.
Казаки явно не таились, они неслись, видя перед собой цель.
- Вперед! Если силы будут неравны отступать. Старайтесь взять хоть одного живьем. Мы добудем подарок Императору!
Гастон Ферье не удержался от искушения попробовать напасть на казаков. На их стороне было преимущество, что их казаки не видели, а седельные пистолеты были заряжены.
Схватка длилась недолго, но молниеносно, вылетев на них из лесочка, французы воспользовались внезапностью. Сразу стало понятно куда так припустил галопом казачий разъезд. Был еще один всадник, отчаянно гнавший лошадь навстречу казакам. Кто это разбирать не было времени. Одного из русских получилось застрелить сходу. Еще под одним ранить лошадь так, что она завалилась, придавив седока. Осталось трое, но и в отряде Ферье была потеря. Дюкре был серьезно ранен в плечо. Кровь быстро заливала его мундир, а помочь ему ни у кого не было возможности. Камбер, разрядив пистолеты, вытащил саблю почти бесполезную против длинной пики. Ему удалось ранить нападавшего, но другой казак, пришедший на выручку своему, насадил француза на пику, пронзив бок.

*Из воспоминаний графа Сегюра.

+4

5

Война в лучшую сторону отличается от охоты в первую очередь тем, что только на войне добыча и преследователи могут мгновенно и непредсказуемо поменяться местами. Миг тому казаки зубоскалили, предоставляя одинокому и практически безоружному французу на собственной шкуре убедиться, как выглядит численное преимущество «пятеро на одного» в их национальном колорите, и чем подобное обычно заканчивается для «мусью», которые неосмотрительно теряются в смоленских лесах. И тут же загремели выстрелы, и на русских налетела выскочившая из леса, словно черт из табакерки, французская кавалерия. Совершенно заслуженно застав противника врасплох: настроившиеся дешево поразвлечься казаки, себе на беду, потеряли бдительность. А война такого не прощает.
Заслышав у себя за спиной выстрелы, помчавшийся было навстречу Шабо казак замешкался, потому что оглядываться на скаку в попытке выяснить, что такое происходит с товарищами, и одновременно целить пикой в противника - дело непростое. Это, впрочем, не делало его менее опасным противником, потому что поворачивать обратно он не собирался, просто престал ухмыляться, сообразив, что забавы закончились. Неизвестно, чем обернулась бы для Огюстена сшибка с разозленным противником, который, не исключено, рассуждал сейчас так же, как и сам капитан, поднимая в галоп Аякса. И намеревался теперь избежать неравного боя и, воспользовавшись оказией, умчаться к своим за подмогой. Но тут кто-то из французов оказал своему соотечественнику любезность, подстрелив под молодым казаком лошадь. Отличный выстрел, кстати говоря, учитывая расстояние. Раненое животное взбрыкнуло и завалилось на бок, подминая под себя седока, Шабо оставалось только практически в упор добить русского: выстрелом с такого расстояния донцу милосердно снесло полчерепа, а капитан придержал коня, подбирая пику. Жаль, что он не кавалерист и не слишком хорош в обращении с этой штуковиной.
Русские тем временем бились с заслуживающей искреннего восхищения отвагой. Несмотря на небольшое численное преимущество гусар и внезапность их появления, французская кровь уже пролилась. И глядя на невозмутимость казаков перед лицом неминуемой гибели, нетрудно было представить, каким образом эти «азиаты» разметали легкую кавалерию Себастиани.
Проклятье, Себастиани! Это ведь в мундирах попавших в плен егерей теперь разъезжают русские лазутчики. Ну, еще бы, раздев три сотни пленных, эскадрон можно обмундировать!
После воспоминания про лже-двенадцатых, Шабо расхотелось восхищаться казачьей храбростью, равно, как и жалеть противника. Добравшись, наконец, до места основной стычки, он ткнул пикой ближайшего русского, до кого мог дотянуться. Не заколол, разумеется, - на то сноровки не хватило, - но как следует толкнул, и покачнувшегося в седле донца тут же зарубили. Как закончил жизнь четвертый из казаков, капитан не видел, Аякс крутанулся на месте, столкнул его чуть ли не нос к носу с последним из русских, уже получившим недурной удар саблей от кого-то из французов. Огюстену показалось, что один из гусар протестующее замахал рукой, но второй пистолет в руке Шабо ощерился свинцом и дымом. И русские кончились.
«Они что же, пленных хотели? - запоздало сообразил капитан. - Да какого дьявола, ни один из этих русских янычар ни слова не понимает по-французски!»

Отредактировано Огюстен Шабо (2017-01-31 02:25:18)

+4

6

Вот все и закончилось. А закончилось ли?
- Гранден, помоги Дюкре, - распорядился Гастон Ферье, вытирая клинок своей сабли пучком травы, прежде чем убрать ее в ножны.
- Всех лошадей в повод. Своих не оставляем. Собираемся быстро. – Ферье отдавал распоряжения быстро, отрывочно, стараясь выровнять дыхание после схватки.
- Жевре! Ты в дозоре. - У Ферье еще при атаке пятерки казаков мелькнула мысль о том, что они моли быть лишь частью разведки и за ними следуют другие. Будь это так, то не вернуться им в полк живыми.
- Байо, - быстро обыщи карманы убитых. Бумаги брать любые.
Пока его товарищи выполняли указания своего бригадира, Гастон Ферье подошел к незнакомому ему, но очень удачливому участнику стычки.
- Прошу прощения, но какова бы ни была цель вашего присутствия, но вы поедете с нами, в расположение нашей части. Наш капитан поговорит с вами. - Гастон говорил вежливо, но настойчиво. Если этот француз откажется, то ему придется применить силу. Здесь и сейчас не было времени на расспросы.

- Готово, бригадир, - Байо протянул Гастону Ферье смятые листки серой бумаги, исписанные карандашом. Убрав их в ташку, Ферье взял за повод своего коня.
- В седло. Уходим. – Скомандовал он своим людям и поставил ногу в стремя, но замедлил оказаться в седле.
- Можете повести в поводу русскую лошадь? – Обратился Гастон к штабному капитану, у которого даже не спросил пока имени. Главное было покинуть место стычки, пока не появились другие русские.

Французскому отряду удалось без лишних помех и приключений покинуть место нежданного сражения. Возвращались они уже по ранее разведанной территории. Жаль было убитого Камбера, чье тело сейчас вез поперек седла Гранден. Рядовой Дюкре, которого взял к себе на лошадь Байо, тоже мало отличался от убитого. Рана оказалась серьезной, он потерял много крови, лицо было бледным, на губах появилась синева, но он еще дышал. Товарищи перевязали его как могли и вся надежда была на лекарей. Жевре вел в поводу пару трофейных лошадей.

- Как вы оказались здесь один, капитан? – Ферье, оглядев его мундир, обратился к французу по званию, на которое указывал его эполет на одном плече.
- Или штаб у нас поменял дислокацию? – Штабных не очень жаловали в действующей армии по многим причинам. Тем реже приходилось рисковать жизнью, в их распоряжении чаще оказывались теплые квартиры и сытая еда. Ведомая им в поводу донская лошадь запнулась, Гастон потянул повод. Лошади никогда не бывают лишними. Вот и Жевре ехал на казачьей лошади, с сожалением добив свою, которая получила серьезную рану от русских.

Отредактировано Гастон Ферье (2017-01-31 19:17:25)

+4

7

То, что Шабо не спешил рассыпаться в благодарностях за свое спасение, отнюдь не означало, что он вовсе не испытывает признательности к выручившим его гусарам. Но, во-первых, их бригадир был прав, приказывая всем поскорее убраться с места стычки, а поговорить можно было и после. Во-вторых, что-то подсказывало капитану, что его спасение отнюдь не являлось первоочередной целью кавалеристов. Скорее, оно оказалось случайностью (счастливой для него и губительной для русских казаков), из тех, на которые неизменно щедра война. Потому Огюстен молча согласился с любезными, но не оставляющими права на возражения распоряжениями на свой счет. Ненадолго спешился, с отвращением выбросив пику и подобрав одну из казацких сабель вместе с портупеей, - эх, остался верный французский клинок у месье Сомова. Хорошо, право же, что соотечественники не спрашивают: капитан, а где же ваше оружие? То-то был бы конфуз.
Затем Шабо поймал одну из казацких лошадей и, исполняя пожелание бригадира, вернувшись в седло Аякса, повел ее в поводу. В общем, предпочитал не вмешиваться в дела гусар и не оспаривать приказы их молодого, но, безусловно, толкового командира. До того момента, когда понял, что отряд сворачивает с интересующего Огюстена проселка на какую-то едва заметную лесную тропу.
А вот такой поворот дела капитана категорически не устраивал. Чутье подсказывало ему, что лже-двенадцатые поехали напрямую, не утруждая себя обходными путями. Или он ошибается?
Самое время было поинтересоваться, не повстречали ли его спасители отряд конных егерей. 
Шабо придержал коня, а бригадир, верно, понял этот маневр, как приглашение к разговору. И то правда, не мог же он вообще ничего не спросить, наткнувшись посреди чиста поля на одинокого штабного офицера. Вот и спросил.
- Местоположение штаба сейчас далеко не так важно, как вы полагаете, - поморщился Огюстен, чувствуя в голосе унтера хорошо знакомую ему иронию. Полевые командиры, порой заслуженно, недолюбливали штабных «везунчиков». Но сейчас не самое подходящее время ни осаживать бригадира, ни вступать в пикировку. - Лучше скажите мне, мы возвращаемся в расположение вашей части? Тем же путем, которым вы последовали ранее? Я капитан Шабо, адъютант дивизионного генерала Бертрана. И, уверяю вас, мой интерес к вашим перемещениям - не праздное любопытство.

+4

8

- Мы возвращаемся, таков наш приказ, - сухо ответил Ферье, собираясь уже тронуть поводья, чтобы ехать дальше.
- А каким путем, это уже наше дело, капитан, - Гастон уже начал чувствовать раздражение. Рана Дюкре была серьезной и, если бы не опасение, что быстрая скачка повредит раненому еще больше, то ехал быстрее.
- Посмею заметить, что вы так и не ответили на вопрос, как вы оказались здесь один, капитан? Согласитесь, капитан Шабо, что встретить тут, в глуши, французского офицера вашего звания очень неожиданно и мой вопрос тоже не из праздного любопытства. Если вы представите доказательства, что как адъютант выполняете поручение генерала Бертрана, то я принесу вам свои извинения, и не буду препятствовать следовать дальше. У нас же свой приказ, который мы должны исполнить.
Стало уже почти светло, но в лесу было еще сумрачно. По привычке Гастон посмотрел в сторону восхода, глядя, как солнце окрашивает облака. Судя по всему, дождя не должно было быть, а значит, у них в лагере будет сухо. Мелочь, а столь приятная для тех, кому приходится ночевать в палатках или стоять на часах. Предстоял еще почти час езды обратно. Это по дороге рысью или галопом было бы быстрее, а он тут, словно маркитант с целым обозом. Лошади, безусловно, являлись ценным трофеем, но вести их в поводу по лесу было немного хлопотно.
Тронув свою лошадь, Ферье подъехал почти вплотную к французу, представившемуся адъютантом генерала Бертрана, который судя по акценту, был уроженцем Бретани.
- Мы можем отъехать на несколько шагов, и доказательства мне вы представите без свидетелей, в свою очередь и я представлю свои бумаги.
Ситуация очень не нравилась бригадиру Ферье. Он терял драгоценное время, но, если он своими действиями помешает капитану Шабо выполнить поручение генерала Бертрана, который был приближенным самого Императора, то, черт побери, это грозит неприятностями. С другой стороны, что мешало капитану Шабо сразу поехать по своим делам, как только они расправились с русскими. Побоялся, что в случае, если не поедет с ними, то его же свои убьют на месте? И Гастон признался сам себе, что мог и убить. Неизвестно откуда взявшийся француз едет в сторону расположения русских войск. Снять с убитого мундир не трудно, а разбери сейчас среди леса адъютант ли он генерала Бертрана или нет. И чистый французский выговор не доказательство. Французов, нашедших службу в России было достаточно.

+4

9

Настойчивость бригадира была, в общем, резонной, однако в сухом тоне говорящего слышалось раздражение, а желание взглянуть на документы капитана не оставляло у Шабо сомнений в том, что молодой унтер ему не верит. Или предпочитает не верить, чтобы избежать необходимости подчиняться. Довольно неожиданно после того, как они связаны совместно пролитой кровью врагов, и если принять во внимание, сколь многие вопросы решались среди офицеров «под честное слово».
«Это все Россия. Проклятая страна, мы в ней дичаем».
Хорошо. Ладно. Каждый солдат Великой армии сразу узнает своего Императора и никогда не перепутает Жюно с Мюратом. Однако сходу признавать в лицо всех штабных офицеров среднего звена они не могут и не обязаны.
- Мне нет нужды в ваших документах, бригадир. Я видел, как вы бились с казаками, этого достаточно, - тихо возразил Огюстен. Сам он торопливо расстегнул верхние пуговицы мундира и протянул сложенную вчетверо бумагу гусару.
Хорошо, что Баратынский и его товарищи не обыскивали своего пленника. Видно с самого начала знали, на кого именно охотятся, оставив право на разбирательства своим штабным. Было бы некстати оказаться сейчас арестованным до выяснения личности.
- Вы удовлетворены?
Покуда унтер демонстративно внимательно разглядывать витиеватую печать генштаба, подписи сразу двух генералов и полковника из канцелярии, капитан продолжал объяснения:
- У меня вышло незапланированное рандеву с русскими, прошу меня простить, это долгая история, которая обещала окончиться плачевно. Если бы не ваше вмешательство. Я признателен вам за своевременное появление, но давайте доведем дело до конца. Вы из дивизии Пажоля? Несколько дней назад ему передали остатки егерьского полка Себастиани из второго резервного корпуса. Не так давно я видел отряд из двенадцатого легкоконного на этом проселке. Вы его не встретили? Документы не проверяли?
Шабо все же не удержался от недоброй насмешки. Перед ним превосходный и бдительный офицер, только вот подозревает он не тех, кого нужно бы.

Отредактировано Огюстен Шабо (2017-02-01 03:39:57)

+3

10

Великодушие или пренебрежительность, с которой капитан не пожелал взглянуть его бумаги, лишь добавила раздражения Гастону Ферье. Он с вечера был в седле, бессонная ночь давала о себе знать, а азарт от стычки с казаками начал проходить, сменяя желанием слезть с седла и поспать хотя бы часа два до получения нового задания.
Взяв бумагу, Ферье развернул и внимательно прочитал содержание, узнавая знакомые подписи и печати, кроме того бумага была уже не новой, успела чуть пожелтеть и обтрепаться по краям, а чернила побледнеть. Сомневаться в подлинности не приходилось, это не вчера написано.
- Благодарю вас, капитан, - возвращая документы, ответил Ферье вместо извинений за доставленные неудобства.
- Значит, мы обязаны утренней разминкой вашему неудавшемуся рандеву. – Шутливо подытожил Гастон, не уточняя, что за рандеву с русскими должно было быть у штабного капитана. Как и уточнять то, что изначально они, соблазнившись малочисленностью казачьего отряда сами стали их преследовать. На то у них приказа не было, и по-хорошему Ферье сильно рисковал, обнаруживая свой отряд перед противником.
- Да, мы из дивизии Пажоля, получили задание разведать местность. До места нашей нежданной встречи с вами мы ехали в стороне от проселка, рассосредоточившись по лесу в пределах видимости друг-друга, избегая дорог, поскольку должны в первую очередь разведать проходимость местных лесов для конницы. Никого из своих, кроме вас мы не встречали. - Ферье задумался, вспоминая шаг за шагом их продвижение. Он сам никого не видел, его люди тоже не докладывали ему об этом. Но может, не сочли нужным?
- Отрядов двенадцатого конно-егерьского полка тут не должно было быть, - вслух заметил Гастон и обернулся к своим товарищам.
- Егеря или другие отряды попадались? – спросил он, стараясь не повышать голоса.
- Военных видно не было, - подал голос Байо, - Дюкре говорил, что видел примятую траву через поляну. Это незадолго до того, как мы погнались за казаками, но ничего более примечательного.
Ферье пожалел, что ранее не слышал этого. По примятой траве можно было посмотреть хотя бы какую сторону прошел некто. А вот кто? Может конный, может пеший, а может вообще корова отбилась от стада. Спрашивать теперь Дюкре бесполезно.
- Вы ищете егерей? – спросил Гастон Ферье капитана Шабо. Если ищет, то пусть едет своей дорогой, а они поедут своей.

Отредактировано Гастон Ферье (2017-02-01 17:05:44)

+2

11

- Значит, как я и предполагал, они все время держались проселка, - пробормотал Огюстен. - У вас есть карта, бригадир?
Конечно, у них есть карта, это же конная разведка, а капитан не спешил признаваться, что не имеет представления о том, где сейчас находится. Догадывается только, что намного ближе к Смоленску, чем вчера вечером.
В глазах молодого командира читалось нетерпение, хоть с субординацией у них все наладилось, и унтер добросовестно отвечал на вопросы старшего по званию офицера. Шабо с трудом удержался от искушения спросить, не встречали ли его соотечественники еще один отряд, состоящий из четырех русских гусаров, женщины и ребенка. Просто устало потер затылок, ссадина продолжала болеть, но уже меньше, чем вчера. Впрочем, о мере собственного везения проще всего было судить, глядя на тех, кому повезло меньше: раненый кавалерист выглядел неважно. И Огюстен прекрасно понимал, что спутникам его не терпится вернуться к своим, они свой приказ уже выполнили. Почти.
- Да, я ищу этих людей, - подтвердил он бригадиру разведчиков. - Нет, не так, теперь мы ищем егерей из двенадцатого конного.
Шабо взглянул в напряженное лицо собеседника, потом - на его гусар. Изначально в отряде было шесть человек, но теперь в седле осталось четверо. А еще мертвец, раненый, три трофейный лошади и разведданные, которые все же нужно доставить тем, кто в них нуждается.
- Распорядитесь, чтобы ваши люди возвращались в полк самостоятельно, вы поедете со мной.
«Знай этот парень, какая «благодарность» его ждет, - мелькнуло у капитана, - может, вообще не стал бы вмешиваться в казацкие забавы».
- Это не егеря, бригадир - «порадовал» он унтера, имени которого, кажется, так и не узнал. Сам виноват, предлагали ж ему документы глянуть. - Как вы сами изволили заметить, нашим егерям тут сейчас делать нечего. Это русские лазутчики. Если они направились к своим, тут мы, к сожалению, уже ничего не сможем предпринять. Но вчера наша кавалерия целый день вела авангардный бой, не так ли? Я видел донесение о продвижении Мюрата от Красного к Смоленску.
Вот тут Шабо не дано было знать о том, как упорство русских нарушило все планы его Императора. Но, как бы там ни было, вряд ли егеря из лже-двенадцатого бились против своих, а значит, сегодня едут они в расположение французов, а не обратно.
- Почти уверен, что эта дорога в итоге приведет нас к нашим же аванпостам. Там и выясним, куда незваные гости направились далее.

Отредактировано Огюстен Шабо (2017-02-01 22:50:32)

+4

12

- Байо, карту, - Гастону Ферье требовалось лишь протянуть руку, как через пару минут у него оказалась карта. Может и не через пару минут, но ровно столько, столько может понадобиться военному открыть ташку и достать необходимое, не забывая при этом следить за лошадью в поводу. Трофей ценный, но хлопотный, требующий внимания. Вдруг конь норовистый, начнет задирать остальных лошадей, или вздумает подать голос.
- Мы сейчас находимся здесь, - испачканный землей, порохом, чьей-то кровью палец Гастона показал точку, недалеко от развилки дорог. Остальное он пояснять не стал. Нанесенные в ходе разведки знаки были понятны только Байо, да еще паре человек, которые потом переносили все как положено. У Байо был редкостный глазомер, зрительная память, но вот грамотность и тонкости картографии ему не давались. Крестик на карте мог означать и поваленное дерево, и овраг, и просто приметное место. С этим все смирились, тем более, что тот потом все пояснял, припоминая детали.
- Не скрою, капитан, что ваши слова мне не совсем по душе, но ведь, как я понял, это приказ, а приказы не обсуждаются.
- Байо, вы слышали приказ капитана? С этой минуты вы старший в отряде. Доложите нашему командиру все обстоятельства нашей разведки, как и то, что бригадир Ферье назначил вас за старшего, сам поступив в распоряжение капитана Шабо, адъютанта дивизионного генерала Бертрана.
- Да, бригадир, я понял ваше распоряжение, - немного не по уставу ответил рядовой гусар и сделал знак товарищам следовать за ним. Те и так все видели и слышали, повторять приказ для них не было необходимости.
- Мюрата сильно задержал генерал Неверовский, он до последнего сдерживал наши войска, хотя наша кавалерия в шесть раз превосходила русскую конницу. Неверовский уже остался без кавалерии, но поставив пехоту в каре, держался стойко. Да, капитан, у нас достойный противник. Мюрат постоянно бросал в атаку свежие силы, но пробить каре так и не смог. Из-за особенностей местности наши войска не смогли в полной мере использовать артиллерию, а силами одной лишь кавалерии добиться успеха было сложно. Поэтому вы понимаете, как важна наша задача для нового наступления.
Байо, взяв в руки повод коня, которого до этого вел в поводу капитан Шабо, проезжая мимо своего бригадира еще раз ему коротко кивнул и по-товарищески хлопнул по плечу на прощание.
Гранден, Жевре и Байо потихоньку стали скрываться из вида за деревьями и кустами, увозя убитого Камбера и мало чем отличавшегося от мертвого Дюккре.
- Куда направились лже-ереря и как давно вы их видели, капитан? – спросил Гастон спешившись, чтобы поправить вальтрап и подпругу.
- И простите, я так и не представился – Гастон Ферье, бригадир кавалерии 1-го армейского корпуса генерала Пажоля.

+4

13

Огюстен кивнул, он уже и сам разобрал имя своего невольного попутчика, прислушиваясь к разговору того с гусарами. Но вежливость еще никогда ничего не портила.
Пока же капитан был приятно впечатлен увиденным на карте, до Смоленска всего шесть лье. Шесть! Полдня для маршевых рот и три часа для кавалерии. Если бы он был Бонапартом, то занял бы русскую крепость к сегодняшнему вечеру! Что ж, не исключено, что император стремился в Смоленск не так рьяно, как капитан Шабо, он ведь не был очарован некой мадемуазель Баратынской и мог день-другой потерпеть с триумфом. И вообще, с мыслями о мадемуазель нужно было хотя бы ненадолго распрощаться. И сосредоточиться на вопросах более злободневных.
Огюстен попытался наскоро сориентироваться во времени: до стычки с казаками он отставал от лже-двенадцатого примерно на четверть часа. Потом бой, недолгие сборы, вот этот разговор… Минут сорок?
- Отряд следовал по этому проселку, бригадир Ферье, и мы довольно неприятно отстаем от господ русских лазутчиков. Как минимум на полчаса, и отстанем еще больше, если не поторопимся. Но… Еще одну минуту, - капитан начал торопливо излагать диспозицию, делясь с Ферье той небольшой порцией сведений, которой располагал он сам. - В отряде десять человек, за старшего - офицер в капитанском чине, при нем лейтенант, у того Орден почетного легиона, это бросается в глаза. Обмундированы по всей форме, думаю, с документами порядок, прекрасно говорят по-французски. В путь, бригадир, - распорядился Шабо прежде, чем Ферье сподобится задать ему само собой напрашивающийся вопрос: «Откуда вы знаете, что эти люди - не французы из двенадцатого конно-егерьского?». Солдаты, к счастью, приучены лишних вопросов не задавать. Что не означает, что они сами вопросами не задаются.
Двое мужчин пустили лошадей рысью, в молчании следуя изгибам дороги, миновали несколько развилок, но Огюстена вело вперед внутреннее убеждение в том, что выбирать им стоит тот путь, что ведет в расположение французского авангарда. И, наконец, были окликнуты на родном языке. За первым постом вдалеке струились в небо тонкие дымки бивачных костров. А через реку, - все же Огюстен снова встретился с уже знакомой ранее безымянной рекой, - наводили мосты понтонеры. Они, чтобы не рубить лес, попросту разбирали избы на околице большой деревни (сама она располагалась на другом берегу), сколачивая из бревен массивные козлы, будущие мостовые опоры. Естественно все это под причитания лишившихся своих домов русских.
«Будет большая переправа, - понял Шабо, - тут собирается вся наша армия».
- Как называется деревня? - спросил он у часового. На карте Огюстен ее видел, но видеть и внятно прочесть: разные вещи.
- Да кто ж осилит эту тарабарщину, мсье капитан? - искренне возмутился гренадер. - Это ж письмена адские. Корьи… Корьы…

+4

14

Гастон Ферье внимательно слушал капитана Шабо, представляя себе тот отряд, который им придется найти. Найти десяток егерей в той круговерти событий на первый взгляд не представлялось возможным, но армия на то и армия, что даже в видимом непосвященному лицу хаосе есть свой порядок. Проезжая посты лже-егеря должны будут себя назвать. Как бы они прекрасно ни говорили по-французски, но непривычный акцент режущий слух должен быть. Присвоенная форма, документы – были мелочью по сравнению с тем, что кто-то из противников посмел надеть Орден почетного легиона. О такой награде мог мечтать любой офицер французской армии. Ферье стоило представить как какой-то русский, смеясь и шутя, привинчивает или пришивает этот знак отличия к мундиру, как появлялось желание лично убить наглеца.
Вот и первый попавшийся им пост. Пока капитан Шабо расспрашивал часового, Ферье  оглядел местность. Чуть в стороне, примерно откуда они выехали начиналась заболоченная низина, где запросто могли увязнуть кони. Это он помнил, когда Жевре говорил Байо где и какие пометки делать на карте. Значит той стороной лже-егеря не поехали переправляться. Либо тут перебрались вправь на лошадях, либо знали где брод.
- Это Корытня, - поправил Ферье гренадера, когда подъехав к ним, услышал про адские письмена.
- И то верно, Корьитьня, - согласился часовой и обернулся на приближающиеся шаги. Двое его однополчан вели связанного крестьянина лет сорока.
- Это еще кто с вами? – поинтересовался второй гренадер.
- А этого, папаша Мерло, мы на подходе к нашим палаткам заметили, хотим сержанту нашему показать. – Увидев, что рядом с часовым два офицера, гренадер замолчал, явно пожалев о фамильярном обращении к часовому.
Часовые отступили, давая товарищам провести пленного крестьянина. А тот вроде и шел добровольно, не упираясь, и для крестьянина лицом был слишком чист, хоть и зарос бородой и усами, но не был он похож на тех мужиков, которых Гастон видел в детстве.
- Ничего, скоро вас тут не будет, - пробормотал крестьянин, и Ферье это услышал. Мало того, он встретился с ним взглядом.
- Егеря успели? – тихо, почти одними губами, с трудом вспомнив нужные слова, на русском языке, спросил Гастон крестьянина. Что дальше двигало им, Ферье и сам не мог бы объяснить. Спросил наудачу.
- Приказ забыл? – Ошарашено спросил пленный и, спохватившись, разразился такой отборной руганью, что Гастон и понять не мог большинства слов.
Бригадир весело и даже озорно улыбнулся, словно мальчишка, которому удалась шалость.
- Капитан, он знает куда направлялись те, кого мы ищем, - тихо сказал Гастон подъехав почти вплотную к Шабо.
- Я спросил про егерей, а он сказал, что я забыл приказ, - Ферье перевел короткую беседу с пленным.
- И ручаюсь, что он не родился тем за кого себя выдает.

+4

15

- Значит, вы поговорили про егерей? - переспросил Шабо. Слова Ферье объясняли странное поведение русского, до того спокойного и ко всему равнодушного, а сейчас впавшего в такое неистовство, что его, даже связанного, с трудом удерживали два гренадера. И все же на какой-то краткий миг Огюстен пожалел о том, что так и не взглянул на документы бригадира Ферье, и раздумывал, не сделать ли это, черт возьми, сейчас же. Знание русского языка было вполне объяснимо у поляка, вроде пана Тадеуша, но где и при каких обстоятельствах его мог выучить молодой француз?!
Но нет, нет же. Ситуация, в которой русский лазучик возглавляет отряд французских разведчиков, да при этом еще и храбро рубится с казаками, никак не укладывалась в голове капитана. Всему есть предел, в конце концов. Даже подозрительности.
- Стал быть, вы говорите по-русски, бригадир? - уточнил Шабо невозмутимо. Невозмутимость эта далась капитану с большим трудом, но результатом он остался доволен.
Караульные тем временем усмирили пленного: он, уяснив, что ни вырваться, ни вынудить французов его убить не удастся, впал в мрачную задумчивость, и взгляд его сделался тяжелым и отстраненным, как у человека, приготовившегося к самому худшему. Огюстен уже встречал таких людей. И такие взгляды. В Испании, земле безумцев и фанатиков. Знал так же, что того, кто смотрит на вас так, можно хоть на ремни изрезать. Без толку.
- Боюсь, даже ваши знания нас не выручат, - пробормотал он. - Может, он и знает что-то, но ничего нам не скажет. Хоть пытай, хоть уговаривай.
Какая-то мысль ускользала. Русский напоминал Шабо кого-то. Да, точно, он очень похож на сержанта Гаро, хмурого и неразговорчивого вояку, с которым он служил в Испании. Вечно из него было слова не вытянуть. Однажды они разжились огромным бутылем орухо, испанского виноградного самогона, и где-то на половине бутыля молчуна Гаро будто подменили. Он больше часа к ряду говорил без умолку прежде, чем свалился под лавку мертвецки пьяным, а на следующий день злился, что чертово пойло лишило его разума и не к месту развязало язык.
- Ферье! - вскинулся Огюстен. - Раз уж вы умеете договариваться с местными, езжайте попросите у тех вон бедолаг, - он указал на крестьян, сгрудившихся подле методично уничтожаемых понтонерами изб, -  местной выпивки. Чем больше, тем лучше.

Отредактировано Огюстен Шабо (2017-02-05 04:33:40)

+4

16

- Да, капитан, не думал, что мне когда-нибудь пригодятся эти знания, - Ферье предпочел умолчать как давались ему эти уроки. Сейчас не время и не место, да и стыдно признаться, что твоя мать была содержанкой калужского дворянина. Любила она его или нет, но она сделала все что было в ее силах, чтобы у ее сына была еда и крыша над головой.
- Не скажет, - Гастон кивнул капитану, подтверждая его предположение.
Детская память как губка, впитывает разные воспоминания, выдавая их потом кстати или не очень. Ферье помнил, как пороли мужиков на конюшне, привязав за руки и ноги к козлам. Спина могла превратиться в сплошную кровавую рану, но они даже не кричали. Не все, конечно, но большинство. Получив свою порцию розог, мужики отлеживались, лечились водкой, все так же молчаливо и как казалось ему в детстве покорно. И этот в крестьянской рубахе ничего не скажет. Тут знания русского языка не помогут.
- Я попробую поговорить с теми крестьянами, но с выпивкой они расстаются очень неохотно, - Ферье тронул поводья, направляясь к реке. Место переправы он уже увидел. Чуть в стороне от наводимого моста через реку переправлялся с того берега один из французских солдат, вода доходила лошади лишь по брюхо. Гастон подумал, что там бы как раз навести мост, но заметил, что берег напротив не очень удобный для переправы армии, тогда как на месте наводимого моста очень удобный и широкий спуск к реке.

- Бригадир Ферье, - представился он старшему из взвода инженерных войск.
- Прикажите на время перестать разбирать дома, мне нужно поговорить с их старостой.
- Думаете, я отдам приказ прекратить стоить мост только потому, что вам захотелось поговорить с этими? – Понтонер указал на кучку крестьян, старающихся спасти свое добро и скотину, раз нельзя остановить солдат.
- А вы думаете, что я хочу поговорить с ними ради желания развеять хандру? Это приказ. Приказ капитана Шабо, адъютанта дивизионного генерала Бертрана. Простите, не было времени все изложить на бумаге, - съязвил Гастон, с одной стороны прекрасно понимая своего собеседника, а с другой стороны время неумолимо шло и одному Богу известно, смогут ли они успеть найти лже-егерей. В том, что они существуют, а не являются плодом воображения капитана (с усталости еще и не то померещится), невольно подтвердил задержанный мужик.
- Говорите. У вас четверть часа. Наш капрал тоже ждать не любит, не только штабные, - понтонер отдал приказ своим подчиненным остановить на время разбирать дом, а заняться укреплением основания моста.

- Кто старший? – Обратился Гастон к кучке мужиков, прекративших работу, как только он к ним подъехал. Мужики были уже в возрасте, самому молодому из них могло быть лет сорок, а то и пятьдесят. Молодых не было. «Забрали для нужд армии», подумал он, прикидывая как лучше начать разговор.
- Вот, Григорий Кузьмич самый старший, ему почитай восьмой десяток пошел, - наконец выдал один из мужиков, удивившись, что хранцуз лопочет по-ихнему.
- Доброго здоровья, Григорий Кузьмич, - Гастон не поленился даже чуть склонить голову перед пожилым человеком. Чем больше сейчас он завоюет если не доверия, то понимания, тем легче.
- И тебе здравия, - степенно ответил старец, сделав шаг вперед, опираясь на кривоватый, но крепкий посох. Его удивил и позабавил даже этот солдат, начавший разговор не с крика и тычков, да еще и на русском языке. Неужто из бар кто-то приехал. Кто из мундиры разберет, все на один фасон.
- А ты, барин, откуда будешь?
- Добрая изба, крепкая, - вместо ответа Ферье подъехал к стене дома и одобрительно похлопал по ней. Бревна действительно были знатные, хорошо просушенные и просмоленные, ровно уложенные. В детстве Гастону приходилось видеть и строительство изб крестьянами. Хороший плотник был на вес золота.
- Крепкая то крепкая, но вон ломают, ироды. – Старик недобро посмотрел в сторону солдат, которые столпились у реки, оставив из избы пока в покое.
- Наш генерал отменит приказ, и дома останутся целы, - начал Ферье.
- Ишь ты, какой прыткий, - сплюнул на землю один из крестьян.
- Погодь, Фома, дай послушать, - отозвался другой.
- Нужна водка, самогон, брага. И много. – Гастон назвал цену, ожидая реакции мужиков.
- Свадьбу что ли устроить решили?
- Запой Похмелыч в гости пожаловал?
- Мы вас на именины не звали, чтобы угощать.
Насмешки слышались одна за другой. Ферье решил, что русские приняли слова за шутку и сами шутят в ответ.
- Григорий Кузьмич, я не шучу. Я получаю всю водку, какая тут есть, а у вас на зиму остаются дома. Подумайте. Это щедрое предложение господина генерала. Я могу приказать солдатам, и они возьмут это силой, но мы же не басурмане и не татары. – На память Гастону пришли эти эпитеты, частенько слышимые в детстве, как олицетворение чего-то ужасного.
- Басурмане и есть, тьфу, прости Господи, - тот, кого назвали Фомой, сплюнул себе под ноги и растер плевок.
Гастону Ферье оставалось только ждать и уповать на то, что он не забыл язык и сказал то что хотел сказать, не перепутав слова. Если до этих людей дойдет, что заново срубить избу займет много времени и сил, не говоря уже о том, что еще нужно дать время бревнам высохнуть.
- Нашей армии нужен мост и его построят, срубив деревья или разобрав ваши дома. Мне нужна водка и я могу уговорить генерала (он специально возвел в этот чин старшего из инженерных войск, занимавшихся строительством моста), что лучше рубить деревья, а не лишать вас крова.
Мужики набычившись молчало, словно набрали в рот воды.

- Сами вы ироды! – тут к ним бросилась баба в простом сарафане и босиком.
- Стоят тут, о водке жалеют, а нам с детьми куда? А? Ироды!
- Барин, водки то нет, а вот, погодь, Маланья самогон ставила. Два ведра. Хватит? – женщина с мольбой и надеждой смотрела на Ферье.
- Хватит, - Гастон не смог не улыбнуться, смотря на эту женщину, защищавшую свой дом смелее мужчин.

О том, как он переправлялся обратно через реку с двумя ведрами крепкого самогона, Гастон старался не вспоминать даже несколько лет спустя. Бабы налили ведра доверху и по доброте душевной донесли до реки, а вот дальше пришлось самому.
- Вот, барин, возьми коромысло, сподручнее будет, - одна из женщин подала ему то, на чем в деревнях носят воду в ведрах из колодца. С виду все просто, а вот на деле… Ферье оправдывал себя тем, что он верхом, ему нужно одной рукой держать лошадь, а другой эту палку, по краям которой, словно гири, висели два ведра с самогоном. Лучше бы он сто лье пройдет в полной выкладке пешком, чем еще раз возьмет коромысло.
- Снимайте осторожно, - предупредил он гренадеров на другом берегу, которые с любопытством смотрели за его переправой.
Почувствовав легкость в плечах, Гастон спешился. Больше всего ему хотелось сейчас лечь на спину и полежать минут пять.
- Господин капитан, в вашем распоряжении два ведра са-мо-го-на, так по ихнему называется самодельная, а не покупная водка.
Гастон подошел к капитану Шабо, хоть и без доклада было видно о выполнении поручения, но дисциплиной нельзя было пренебрегать при рядовых.
- Их местная мадам сказала, что это крепче водки и чтобы мы поберегли свои желудки.

Отредактировано Гастон Ферье (2017-02-05 22:01:57)

+4

17

- Этого, наверное, многовато, - пробормотал Огюстен, глядя на добычу унтера.
- Что вы, месье капитан, в самый раз! - оживились гренадеры, дух от ведер стоял такой, что с водой нипочем не спутаешь, а с выпивкой у Великой армии было так же туго, как с продовольствием. Офицеры, конечно, возили в обозах и вино, и коньяк, а простые солдаты перебивались, чем придется, причем у проклятых русских с боем приходилось добывать буквально все, и фураж, и еду, и пойло.
- А не послать ли вас еще и за черпаком, бригадир? - не удержался от беззлобной насмешки Шабо, впечатленный зрелищем недавней переправы Ферье с коромыслом.
- У меня есть манерка, - тут же отозвался старший из караульных, тот, которого товарищи называли папаша Мерло. Он услужливо протянул офицеру помятую, но добротно луженую оловом походную флягу.
Пленный наблюдал за странными маневрами французов с хмурым равнодушием, не понимая пока еще, что все происходящее касается его самым непосредственным образом.
До краев наполнив флягу самогоном, Огюстен сунул ее под нос русского.
- Ну-ка, мон ами, выпей за здоровье нашего Императора.
- Да здравствует император! - с готовностью подхватили гренадеры, тоже бывшие не прочь за это выпить. Тем более, что сегодня у императора день рождения.
Пленный с отвращением мотнул головой и даже ухитрился смачно сплюнуть под ноги французу, но тот был настроен решительно.
- Ну-ка угостим нашего незваного гостя от души, - велел он, и пленнику тут же зажали нос: самый верный способ вынудить человека пить против воли - это лишить его возможности свободно дышать. Покуда русский давился самогоном, солдаты недоумевали:
- Только зря добро переводим.
- Может, оно отравленное? - со знанием дела предположил папаша Мерло. - Испанцы, канальи, бывало, так делали: на стол накроют, еще и сами с вами отобедать сядут, чтобы, значит, никаких подозрений. И адье.
- Русские, кажется, не лучше.
- И еще за императора. И еще разок, - приговаривал капитан, внимательно приглядываясь ко взгляду русского. Главное было не переусердствовать в угощении. - Не хочешь ли поздравить его?
- Да мы уж поздравили, - сквозь кашель, внезапно расхохотался тот, несмотря на опьянение, а может, как раз благодаря ему, довольно сносно изъясняясь по-французски. Тут Ферье оказался прав, этот человек явно родился не тем, за кого выдавал себя во французском лагере. - Такие гостинцы припасли, что век не забудете.
- Врешь, - презрительно бросил Шабо, подзадоривая собеседника к хмельной откровенности. - Вы, русские, трусы. Егеря ваши ряженные что, ключи от Смоленска привезли?
- Не видать вам Смоленска, мусью. Головой будете об наши стены биться.
- Это с чего же?
- А с того, что тю-тю ваш порох, пушки-то без пороха не стреляют. И ружья тоже. Смекаешь?!
- Да уж, смекаю, - пробормотал Огюстен. - Постоянных артиллерийских складов при армии на марше, конечно же, не имелось. Зато как раз сейчас, перед большим наступлением, подтягивались обозы. Если лже-двенандцатые до них доберутся, фейерверк будет, что надо. Только вряд ли он понравится императору.
- Славный выйдет подарочек, правда? - продолжал бахвалиться пленник. - Жаль, что душегуб ваш, ирод корсиканский его уже не увидит.
- Что?!
- Что слышал! Ну, давай еще разок выпьем за его здоровье, давай!
- С тебя довольно, - капитан с чувством выплеснул остатки содержимого манерки в лицо русскому и буднично распорядился: - Расстрелять.
Лазутчики не считались пленными, с ними всегда расправлялись безжалостно.
- Ферье, вы это слышали? Мне это не нравится. Поэтому я в штаб, там меня знают, легче будет объясниться. А вы к обозам. Только помните, что ваш чин не дает вам полномочий арестовать этих людей. В глазах окружающих они все еще французы. Поэтому будьте осторожнее, нам с вами сегодня еще самогон этот пить. А напиваться в одиночестве мне не по нраву.

Отредактировано Огюстен Шабо (2017-02-06 02:39:10)

+4

18

Выпивка порадовала всех, тем более в день рождения императора, но вот же несправедливость, первым выпить за здравие императора предстояло русскому. Гастон Ферье сначала и не понял такого поступка капитана Шабо, но потом оценил его гениальный план. Вроде и не допрос, а результат тот же. От услышанного впору было самому выпить. Ферье наклонился и, зачерпнув горсть, хлебнул мутноватой жидкости. Глоток был обжигающий. Это действительно было крепче водки.
- Мне тоже пить в одиночестве не по душе, капитан, - усмехнулся Гастон Ферье, вовсе не желавший еще покидать сей бренный мир.
- Подарите фляжечку, месье на память, - попросил Ферье гренадера папашу Мерло.
- Для хорошего человека не жалко, - отозвался гренадер, размышляя, что сейчас офицеры уедут, а два ведра спиртного останутся у них.

Уже выехав на дорогу, ведущую в сторону расположения их частей, Гастон Ферье все еще посмеивался над тем оживлением, которое царило среди гренадер, подтянувшихся из лагеря к часовому. В честь императора звучали тосты, ему желали здоровья и побед.
По мере того, как ему стали попадаться отряды французских войск, выдвигавшихся в сторону Смоленска, бригадир понимал, что едет в правильном направлении, он не сбился с пути, да и их командование не изменило план маневров.

Судя по тому, как высоко поднялось солнце, время близилось к полудню, и Ферье подумал, что, если бы не передышка в лагере гренадер, то его лошадь бы не выдержала.
- Потерпи еще немного, вот сделаем дело и будет тебе отдых, - Гастон, наклонившись к шее лошади, потрепал ее по гриве, мимоходом подумав, что и ему самому не мешало бы отдохнуть.
Прошел по дороге отряд саперов и Гастон Ферье, свернув на обочину хотел уж было пришпорить лошадь, как далее по дороге заметил замешательство. Армейская повозка с зарядным ящиком попала в глубокую колею и не могла выехать. Сопровождающие пытались направить лошадь, кто-то подкладывал ветки под колеса повозки. В какой-то момент лошадь сначала рванула вперед, потом попятилась назад, повозка качнулась, ось колеса треснула, и деревянный окованный сундук с крышкой из листового железа, поставленный на раму накренился, едва не сорвав крепления.
- Хорошо, что рядом не ехал обоз с порохом, - вслух заметил Ферье, притормозив около сопровождающих повозку.
- Да кто же возит такие грузы вместе, господин бригадир? – огрызнулся артиллерист.
- У меня поручение от генерала Бертрана к егерям бывшего полка Себастиани, они должны были следовать в наш тыл, но для них изменен приказ, - Гастон Ферье сочинял на ходу, надеясь, что лже-егерей видели на этой дороге.
- Спохватился. С час назад, наверное, проехали, - махнув рукой в сторону, солдат занялся своим делом, предоставив курьеру (как он полагал) выполнять свое. Но и этого для Ферье было достаточно. Егеря были, и, судя по всему, он мог еще успеть им помешать. Если бы рвануло, то фейерверк был бы громким.

Лагерь, где находился временный артиллерийский арсенал, и откуда отправлялись по полкам и отрядам боеприпасы охранялся по всей строгости, как и предписывал устав. У самого Ферье уже дважды проверили документы и с недоверием выслушали, что у него устный приказ для егерей двенадцатого полка.
Наконец он увидел знакомые мундиры. Человек семь, а капитан Шабо говорил о десяти.
- Добрый день, месье, мне нужен ваш старший офицер, - обратился Гастон Ферье к егерям.
- Доброго дня, месье бригадир, он скоро будет, - спокойно ответил один из егерей, и Гастон отметил для себя правильно поставленную речь. Слишком правильное, можно сказать безупречное произношение.
- Благодарю, - ответил Ферье и направил лошадь в сторону, где, как он предполагал, мог найти начальника арсенала.

Отредактировано Гастон Ферье (2017-02-08 10:30:58)

+5

19

Странная угроза русского, что император, дескать, не увидит последствий запланированной лазутчиками диверсии, могла оказаться просто хмельной бравадой. Но злое торжество в голосе «крестьянина» заставляло Шабо думать, что это не так. Он справился у первого же встреченного офицера, где в этом почти двухсоттысячном столпотворении нынче расквартирован штаб армии, сославшись на срочное донесение из штаба своей 14-й пехотной дивизии. Глянув на штабные погоны и оценив потрепанный вид курьера, тот любезно указал капитану нужное направление, а когда Огюстен увидел красно-синие шевроны и золоченые шишаки палаток старой гвардии, то и сам понял, что на верном пути.
Полог большого штаб-офицерского шатра был откинут, в глазах рябило от плюмажей и парадных мундиров, капитан видел даже край длинного походного стола, где были расставлены закуски и бутылки шампанского. Вот только добраться до сердца всего этого празднества через гвардейское оцепление было не так-то просто.
- Донесение? Давайте ваш пакет, капитан, - штабной офицер, кажется, его звали Декурбон, судя по его скептическому взгляду, явно сомневался, что Шабо стоит в столь невзрачном виде показываться перед высшим командным составом.
- У меня на словах.
- Это капитан Шабо, адъютант генерала Бертрана, - вступился за Огюстена барон Лекуте, один из младших адъютантов маршала Бертье.
- В такой день он мог бы и привести себя в порядок, - буркнул Декурбон, чистый и сияющий, как новый наполеондор.
- Мундир у меня парадный, - огрызнулся капитан. - Только дорога выдалась тяжелой.
- Не задирайтесь с ним, Шабо, сегодня император в дурном расположении духа, это на всех действует.
Гренадер из роты охранения принял повод Аякса, а Огюстен, в очередной раз пренебрегая правилами, вытащил из ольстры пистолет, намереваясь взять его с собой.
- Что вы делаете, Шабо? - удивился барон. - Зачем он вам? Согласитесь, вы будете выглядеть довольно странно.
- Так нужно. Это важно. Ну же, Лекуте, вы знаете меня не первый год.
- Вот потому что знаю, потому и спрашиваю, - усмехнулся офицер. Но все же повел капитана к штабной палатке, на ходу пересказывая последние новости:
- Это все русские. Мюрат вчера крепко увяз в русской пехоте. Он потерял почти пять сотен, но так и не смог опрокинуть их каре. Представляете, император сказал маршалу, что ожидал от него совсем иного подарка. Послушайте, - добавил он осторожно, - если ваше донесение не слишком приятно, может, вам переговорить с Бертье, не тревожа императора. Сами понимаете, такой день.
- Мой генерал имеет обыкновение слать донесения непосредственно императору. Но, если позволите, я сначала взгляну со стороны, что к чему, и в каком он расположении духа, - пообещал Шабо, тщетно пытавшийся высмотреть среди разношерстных мундиров собравшихся чествовать Наполеона офицеров зеленые конно-егерьские. «Да их бы просто никто сюда не пустил, - с надеждой размышлял он. - Кругом гвардейцы, Декуброн - словно пес цепной. Но ведь и русские не дураки, должны были об этом подумать. Что-то ведь они планировали, на что-то рассчитывали…»
- Лекуте, императору сегодня дарят подарки. Наверное, не только генералы и маршалы? Солдаты тоже? Конные егеря Себастиани ничего такого… не привозили?
Барон с подозрительным удивлением глянул на капитана.
- Неужели слухи уже пошли по лагерю? Парни уверяли, что это секрет.
- Какой еще секрет?
- Егеря отбили у русских обоз. С одной ценной вещицей. Они хотят преподнести ее императору. Полк не так давно зарекомендовал себя не лучшим образом, солдаты боятся расформирования, вот и расстарались.
«Если боятся, то не эти!» - мысленно завопил Огюстен. Прекрасный повод оказаться рядом с Наполеоном, А потом что?
- Проклятье, а когда это будет?
- Да… Да вот сейчас и будет, видите?
Шабо и правда увидел. Как к императору, за спиной которого маячили его генерал-адъютанты Рапп и Нарбонн, а левый фланг прикрывал маршал Бертье, торжественно марширует тот самый капитан лже-двенадцатого. А в руках его - какая-то русская религиозная картина в массивном золотом окладе.
Тут капитан впал в кратковременный, но довольно неприятный ступор. Он не знал намерений русского и не тем более не понимал, что делать ему самому. Кричать «К оружию! Предательство!» и ждать, что кто-то из адъютантов грудью заслонит императора. А если не успеют? Просто взять и выстрелить? А если он промахнется и ухлопает маршала Франции?
«Жаль маршала, неловко получится…»
Реакция от одного выстрела вышла такая, как от прямого попадания ядра в палатку. Часть офицеров бросилась к Наполеону и сгрудилась вокруг него живой стеной. Ну а часть - к Шабо, который внезапно с некоторым простодушным восхищением понял, что сейчас все эти прославленные в боях герои сгоряча зарубят его, даже имени не спросив.
- Я все объясню! - воскликнул он без особой надежды на здравомыслие окружающих. На всякий случай отбросив бесполезный уже пистолет на землю. И тут же в глазах потемнело от размашистого удара прикладом по спине: первым до Огюстена добрались не генералы и их свита, а стоявшие в почетном карауле у палатки гренадеры. Дальше все происходило быстро и даже не слишком унизительно, если не считать преисполненного презрения возгласа императора:
- Предатель, да еще и стрелять не умеет. Хорош офицер!
- Я попал в того, в кого целился… сир… - глухо возразил Шабо.
- Вот как? И чем же он так не угодил вам?
- У меня донесение, - вздохнул капитан. - О том, что в расположение нашей армии проникли десять русских лазутчиков, переодетых в форму двенадцатого конно-егерьского полка. Теперь их девять.
«Да он просто ненормальный… - эхом прокатилось среди штабных. - С чего мы должны верить в эту чушь… но ведь это один из штабных офицеров…»
- Ваше лицо кажется мне знакомым, - после короткого молчания, во время которого он переводил задумчивый взгляд с Шабо на мертвеца и обратно на Шабо, заметил император.
- Это капитан Шабо, адъютант генерала Бертрана, - подал голос пунцовый, как рак, капитан Лекуте, мысленно проклинающий знакомого, который эдак ему удружил. Так и заговорщиком оказаться недолго, это ведь он провел его на церемонию.
- Верно, - вспомнил Бонапарт, - вы унаследовали майору Полену, который получил назначение в Венгрию. Лазутчики, значит? Это серьезное обвинение, а мертвецы неразговорчивы. У вас есть доказательства, капитан?
Доказательства, действительно, неплохо было бы иметь. Ферье ему просто поверил на слово. И даже если не поверил, то поначалу вынужден был делать вид, что верит. Вот только все эти славные полковники, генералы и маршалы - не бригадир Ферье.
Огюстен зло взглянул на мертвого русского. Под тем разлилась уже изрядная лужа крови, заодно залив и икону. Все они - религиозные фанатики, или этот и правда думал, что человека, отдающего французам икону, уж точно никто за русского не примет. 
- Освободите мне руки, - попросил Шабо у гренадеров.
Император кивнул, давая свое молчаливое согласие на эту временную свободу.
Огюстен нагнулся над мертвецом, торопливо расстегивая тому ворот. Так и есть, лазутчик не побрезговал нарядиться во вражескую форму, но снять нательный крест он не осмелился.
- Смотрите!
- На что же вы предлагаете нам смотреть, капитан?
- На его крест.
- Не понимаю…
- Он не такой, как у европейцев.
- И верно, - внезапно поддержал Шабо Бертье. - Это русский крест, даже поляки такие не носят. А чтоб француз - это подозрительно.
- Ну так и чего вы ждете? - Раздраженно осведомился Наполеон. - Если у нас в лагере еще девять лазутчиков, отправляйтесь и разыщите их, капитан Шабо. Капитан? Я заметил, что в последнее время лучше запоминаю майоров, - усмехнулся император. - Господин маршал, позаботьтесь об этом.
- Поднимайте гвардейскую кавалерию, Лекуте, - шепотом потребовал Огюстен. - И к обозам.

Отредактировано Огюстен Шабо (2017-04-01 09:19:48)

+5

20

Найти начальника арсенала было не так сложно, сложнее было с ним поговорить. В канун наступления на Смоленск всем полкам требовались пули, порох, снаряды и месье Навайля, носящего лейтенантские погоны, рвали почти в буквальном смысле на кусочки. Без его подписи и печати ни один патронный ящик не выдали бы со склада, охраняющегося даже в походных условиях, словно денежное хранилище.
Наконец Гастон Ферье улучил минуту, когда в палатке никого, кроме него и Навайля не осталось. Лейтенант устало посмотрел на него, ожидая бумагу с требованием.
- Господин лейтенант, я бригадир кавалерии первого армейского корпуса, имею разведданные касающиеся вас. – Гастон хотел продолжить, но в палатку опять зашли за подписью и он замолчал.
- Да что там у вас, бригадир, вы не по адресу. Ваше требование. Видите, мне некогда.
- Утром со своим отрядом я был в разведке. Есть сведения, что конные егеря Себастиани не те за кого себя выдают. Это лазутчики русской армии. Я не лгу. Вот мои бумаги. – Гастон торопливо расстегнул верхние пуговицы мундира и достав документ, развернул и положил перед начальником арсенала.
- Допустим, я вам верю, бригадир Ферье, но какие доказательства? На каком основании я должен не верить? Их лейтенант был у меня, я видел его документы, они ничем не отличаются от ваших. Кроме того у него орден почетного легиона. Я отправил его к интенданту, потом он вернется ко мне и получит то, за чем приехал.
- У меня нет письменных доказательств. Я офицер и специально гнал лошадь, чтобы  предупредить вас. У деревни Корытня задержан еще один лазутчик. Он сообщил под допросом, что императора сегодня ждет фейерверк, но император этого не увидит. Капитан Шабо отправился в штаб, я поспешил к вам.
Лейтенант Навайль был в замешательстве. Не верить бригадиру Ферье у него не было причин, но и не верить лейтенанту конных егерей тоже.
- И что вы предлагаете? – устало спросил лейтенант. Он и сам раньше был кавалеристом, но из-за ранения в ногу, повлекшего за собой увечье, ему пришлось перейти в нестроевую службу.
- Я не могу сказать ничего конкретного, господин лейтенант, но не подпускайте егерей к складам, под любым предлогом не давайте им ни зарядов, ни пороха, тяните время. Нас пока спасет только время.
Гастон Ферье понимал, что просит почти невозможного, но черт побери, не поить же каждого из русских насильно водкой чтобы они заговорили на родном языке или как то еще выдали себя.
В палатку заходили и выходили люди, а Ферье все ждал и думал, что лично он может сделать. Затеять ссору с одним из егерей? В перебранке спровоцировать выдать себя? Так и самому под арест можно угодить.
- Я не могу послать дополнительную охрану, бригадир, у меня просто нет лишних людей. Сами понимаете, наступление.
- Понимаю, - Гастон обреченно вздохнул, поняв, что надеяться придется лишь на себя.
- Где я могу найти маркитанта? С вечера в седле, если что-то осталось от завтрака, буду благодарен.
У него действительно уже от усталости и от голода начинала кружиться голова, а может от выпитого на берегу Вихры самогона, закуской к которому послужил лишь кусок хлеба.
- Идите, бригадир, отсюда направо и до конца лагеря. Тарелка каши найдется. - Навайль черканул что-то на листке блокнота и передал Ферье.
- Я постараюсь задержать лейтенанта егерей, но сами понимаете ненадолго.

О такой удаче Гастон и мечтать не мог. Хоть ненадолго, а доступ к арсеналу для егерей будет закрыт. А то, что палатки с боеприпасами охранялись на славу, он уже успел заметить. Узнать бы, что замыслили эти русские. Взорвать арсенал ценой своей жизни? Геройство во благо Родины?
Около палатки маркитанта за грубо и явно наспех сколоченными столами сидели солдаты, наверное, недавно сменившиеся с караула и поэтому завтракавшие лишь сейчас.
-  Опять у тебя все холодное, Николя, - буркнул один из солдат.
- Кухня сам знаешь где. А тут огня жечь нельзя. Даже не покурить, - буркнул маркитант, ничуть не обидевшись на упрек.
- Брысь, негодная, - Николя пнул непонятно откуда взявшуюся черную кошку, подбиравшуюся к клетке с курицами. Птицы квохтали и поднимали шум.
- Ишь, приблуда. Брысь, кому сказал, - он топнул ногой, пугая кошку. Та, пригнувшись к земле отошла в сторонку, но убегать не торопилась, явно зная, что тут можно поживиться.
Ферье, успевший получить свою порцию холодного комка каши безучастно наблюдал за этой вполне мирной картиной. Вспомнилась и домашняя бело-рыжая кошка матери. Решительно отогнав нахлынувшие неуместно мысли о доме, Гастон зачерпнул ложкой кашу и бросил в сторону кошки. Та, подбежав, понюхала и нашла ее съедобной. Ферье встал, подхватил кошку под лапы и взял на руки. Животное зашипело, и рука Гастона украсилась пятью красными полосками. Ферье даже выругался от боли и неожиданности.
- Тихо, тихо, - несмотря на боль в руке, он взял кашу, поставил тарелку на скамью и посадил рядом кошку, осторожно успокаивающе поглаживая. Голод не тетка. Кошка решила, что другой раз еду предлагать не будут и пристроилась к тарелке, жадно хватая еду и облизываясь. Видя, что кошка наелась, Ферье осторожно опять взял животное на руки. На этот раз кошка позволила себя не только держать на руках, но и погладить. Боясь спугнуть и кошку, и удачу, Гастон встал и продолжая поглаживать кошку пошел в сторону, где раньше видел егерей.
В палатке начальника арсенала было шумно. Кто-то громко требовал порох, лейтенант лениво приводил свои доводы отказа. В приоткрытый полог палатки Ферье увидел лейтенанта конных егерей, который размахивал листком перед носом лейтенанта Навайля.
- Вы отправили меня к интенданту, я получил его подпись, вы говорите подождать, но я не могу ждать!
- Добрый день, летенант! – Ферье чудом удалось пройти мимо охраны в палатку. Все приметы сходились. Лейтенант конных егерей с Орденом почетного легиона.
- Не имею чести вас знать, - огрызнулся лейтенант егерей.
Кошка на руках Гастона начала нервничать, виляя хвостом, уже прижав уши. Ферье сделав еще шаг, бросил ее в лицо лже-егерю.
- Твою мать! –  на русском языке выругался егерь, которому от страха кошка вцепилась в лицо всеми лапами. Гастон обернулся, за ним в палатку вошли несущие караул рядовые артиллеристы. Лейтенант Навайль тоже в недоумении смотрел на лейтенанта егерей. Ферье отступил на шаг в сторону, потому как кошка, оттолкнувшись лапами от физиономии русского, пулей вылетела вон из палатки.
- Связать и под стражу, - отдал приказ лейтенант Навайль, указывая на егеря, державшегося за лицо одной рукой, а второй выхватившего пистолет.
- Официально за покушение на офицера при исполнении обязанностей, а дальше мы разберемся. Увести так, чтобы остальные егеря не видели. – Навайль дураком и солдафоном не был. Он сам много раз был на поле боя, знал, что в минуты неожиданности или испуга человек в первую очередь вспоминает родную речь.
Выйдя на улицу, Ферье посмотрел на ясное небо и улыбнулся. Если говорят, что гуси спасли Рим, то может сейчас кошка спасла французскую артиллерию. Ферье слышал, как отдавались приказы совершить обход территории, видел егерей, расположившихся в стороне у пустой телеги на вытоптанной траве.

Отредактировано Гастон Ферье (2017-02-08 22:45:07)

+3

21

Когда Лекуте поднял на ноги отряд конных егерей из личной охраны императора, Огюстен развеселился. Все же везет ему на егерей, хороших и разных, уже который день подряд. Прямо хоть в кавалерию переводись.
На прощание обнаглев, он прихватил с собой икону. Никто не препятствовал, залитый кровью «подарок» в любом случае нужно было поскорее убрать с глаз долой. Как и несостоявшегося убийцу. Сам вид смерти никому не испортил ни настроения, ни аппетита, - все они были солдаты, издавна привычные к подобному зрелищу. А вот ответственные за безопасность императора свое еще подучат. Тот же Декуброн. И поделом ему, чистюля!
- Откуда вы знаете, что лазутчики у обозов? - спросил маршальский адъютант, изрядно сбитый с толку всем происшедшим. Но раз уж сам Наполеон поверил во всех этих ряженых и странные кресты, ему ничего другого не остается, как следовать за новоиспеченным майором.
- Наверняка я не знаю, но человек, которого мы допросили, сказал, что русских интересует наш боезапас. Смоленск, дескать, твердый русский орешек, и без артиллерийской поддержки нам его не взять.
Шабо прислушался. Обычный шум военного лагеря, ни взрывов, ни перестрелки. Может быть, они зря спешат, и Ферье все уже уладил сам? Хотя нет, в данной истории Шабо не готов был полагаться на «может быть».
- Объясните хотя бы, зачем вы тащите с собой эту вещь, майор? - не унимался Лекуте.
- Мы уже несколько лет воюем с русскими, сначала в Европе, теперь на их земле, но так и не научились их понимать. Я хочу знать, почему именно этот подарок? Почему, капитан?
- И охота вам…
- Охота, представьте себе.

К арсеналу их пропустили без вопросов. Ну еще бы, адъютант начальника штаба армии в сопровождении отряда личной охраны императора.  Вот в кого нужно было рядиться лазутчикам. Кстати их, - восьмерых егерей у пустой подводы, - Шабо заметил одновременно с Ферье, как-то уж слишком безмятежно созерцающим скучающих в отдалении лже-двенадцатых.
- Вон они.
Огюстен видел, как при появлении гвардейцев напряглись спины якобы отдыхающих мужчин, как «окаменели» их лица и потемнели взгляды. Понятно, что выбор предстоял нелегкий. Немедленно схватиться за оружие означало явно и бесповоротно себя выдать, а как тут не схватишься, если тебя совершенно откровенно окружают вооруженные солдаты.
- Господа русские офицеры, - Шабо решил не мучить лазутчиков неизвестностью. - Вынужден уведомить вас, что ваш бог не покровительствует низким и бесчестным намерениям.
Огюстен швырнул окровавленную икону к ногам остолбеневших егерей.
- А наш император готов сохранить вам жизнь, если вы сдадитесь без сопротивления.
Разумеется, говорящий не рассчитывал на благоразумие русских. Те тут же вскочили на ноги, бросились на ближайших гвардейцев и были немедленно расстреляны в упор из егерских карабинов. Ни Шабо, ни тем более молодцы из личной охраны императора не привыкли бросать слов на ветер. Итак, после первого же дружного залпа лазутчики были мертвы. Все, кроме одного.
Один их восьмерых так и не двинулся с места, сидел на краю подводы, задумчиво покусывая травинку.
- Я знал, что у нас ничего не выйдет, - пробормотал он, перекрестившись на лежащую на земле икону.
- Я тоже, - заверил его Огюстен. - Остается выяснить только один вопрос. Эта ваша авантюра… Была ли она санкционирована вашим командованием?
Русский отрицательно покачал головой.
- Вы же сами сказали, месье, что это низость - покушаться на жизнь монарха, каким бы он ни был. Наши генералы - люди благородные ну а прочие… разные. Было бы честью пленить Бонапарта хоть в открытом бою, хоть хитростью, но не так, как хотел князь Алексей. Но он верил, что ему был дан Знак.
- Что?
- Вы знаете, что это за икона, месье? Это список со смоленской иконы Божией Матери «Одигитрии».
- Список, то есть копия?
- Безбожники, - вздохнул пленник. - Когда освящается список, то в него переходит часть благодати оригинала.
- Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, если честно.
- Существует предание. Много лет назад по гласу от этой иконы воин по имени Меркурий проник в стан Батыя и перебил множество врагов, в том числе и их сильнейшего воина. Он принял в битве мученическую кончину и был объявлен святым. Так вот князь Алексей наш командир…
- Теперь понимаю. Благодарю. - Перебил его Шабо, по горло уже сытый фанатизмом. То знаки у них, то подарки. - Забирайте ваш список, эти господа проводят вас за пределы лагеря. Наверное хорошо бы было вернуть его туда, где вы его взяли. И я очень надеюсь, что мы больше никогда не встретимся. 
Потеряв интерес к дознанию, Огюстен подъехал к Ферье.
- Вы так и не рассказали мне, где вы выучили русский язык, бригадир. Сегодня наступления не будет, остаток дня армия празднует и отдыхает. Давайте как следует отоспимся, а вечером я к вам заеду.

+5

22

Гастон Ферье пробовал заговорить с русскими, переодетыми в егерские мундиры, вспоминая прошлые атаки, где они должны были участвовать, но тщетно. Линий раз в разговор лже-егеря не вступали. Оставалось лишь сделать праздный вид ожидающего, и, прислонившись к дереву, около которого был привязан его конь, наблюдать. Наблюдать, но быть готовым ко всему. Ферье предварительно проверил седельные пистолеты, чтобы те были готовы к стрельбе.
Увидев среди личной охраны императора капитана Шабо, Гастон Ферье обрадовался ему, уже как старому другу. А вот восьмерка егерей не очень-то обрадовалась приезжим.
Несколько минут и все было кончено. Бригадир Ферье даже не успел разрядить в неприятеля пистолеты. Ему оставалось быть немым свидетелем объяснений оставшегося в живых русского. Икона, легенда, смутные воспоминания детства на этот раз не  мешали равнодушно смотреть на окровавленный святой образ Божьей Матери. Если Гастон и считал себя католиком, то не слишком ревностным. Мученическая кончина не выглядела в его глазах привлекательной. Нет, он не боялся смерти, он готов был умереть за императора, за Францию, но в открытом и честном бою.
Подоспел лейтенант Навайль, доложил о другом пленном, о чем-то говорил со старшим среди приехавших конных егерей. Все шло своим чередом.

- С одной стороны это долгая история, а с другой самая простая, капитан, - ответил Ферье, убирая пистолеты в кобуру у седла.
- Я жил в России, когда моя мать служила гувернанткой, - Гастон, поставив ногу на стремя, чуть помедлил. Это признание далось ему тяжело, но оно было необходимо. Ему нечем гордиться, но и нечего скрывать, особенно сейчас, когда русские, выдав себя за французов, готовили диверсию.
- Надеюсь, что больше ничего не омрачит день рождения нашего императора, - улыбнулся Ферье, садясь в седло.
- До встречи, капитан Шабо. Вы знаете где меня найти и я буду вас ждать, если не получу иных приказаний моего командира.

Сон и отдых, это то, о чем Гастон мечтал больше всего. Но он не позволял себе об этом даже думать, пока не достиг лагеря. Доложив командиру о прибытии, он узнал, что его люди благополучно добрались до лагеря. Байо доложил о разведке, и даже все его метки на карте были «расшифрованы» и перенесены на основную карту. Огорчило лишь известие о смерти Дюкре, но война есть война и солдату не привыкать к смерти. Зато остальные живы. Это в мирное время смерть какого-нибудь главы семейства вызывает слезы и причитания родных, прежде чем приняться за дележ наследства, а тут Дюкре погиб, как достойно для мужчины.
В палатке никого не было. Раз наступления сегодня не планировалось, то Ферье с удовольствием разулся, соорудил из ментика подушку и уснул как только лег. Сон был беспокойный, последние события все перемешались и выходило, что каждому из солдат велено принести на день рождения императора по ведру водки. И вот полк за полком подходит к ставке императора, а навстречу им несутся с пиками казаки и заставляют французов пить водку самим из ведра.
От этого кошмара Гастон проснулся, потер глаза и выглянул из палатки. Судя по солнцу, прошло не больше часа, до вечера было еще далеко, а значит, можно было еще поспать. На этот раз Ферье спал без снов, но спокойно.
Когда в следующий раз Гастон Ферье проснулся, то день подходил к вечеру. Был слышен сигнал к ужину. На днях подтянулись провиантские обозы, и можно было рассчитывать на полный паек. Воистину, день рождения императора прекрасен, если можно поспать почти четыре часа и получить горячий ужин.

+5

23

Бригадир Ферье был намного счастливее Шабо, которого «положение обязывало» завершить случайно начатое расследование по всей форме. Пришлось посылать вестового в двенадцатый конно-егерьский, ждать, когда оттуда приедут офицеры на опознание и подтвердят, что это не их люди, писать рапорт. Допрашивать лже-лейтенанта, писать снова. Потом возвращаться в штаб и писать еще один, по поводу попытки покушения на императора.
«Подумать только, - злился Огюстен, - в бою одним ядром выбивает из каре шеренгу бедолаг. И никакой особой писанины. А тут каких-то восемь покойников… Что с того, что они русские? Это не повод для того, чтобы возиться с ними больше, чем с французами».
Потом он злился на собственную злость, потому что виной всему была бессонная ночь, проведенная не в лучшем месте и не лучшим образом. И снова писал, на этот раз ходатайство на имя полковника о повышении бригадира Ферье в чине или хотя бы представлении к награде за услуги, оказанные в изобличении опасных русских лазутчиков. Над этой запиской Шабо умудрился заснуть. Его разбудил лично генерал-адъютант Рапп, сообщил, что дивизия Бертрана еще на марше и доберется до лагеря не раньше, чем поздно вечером, и что у императора еще будут к нему, майору Шабо, вопросы. Отобрал чернильницу, вручил бутылку коньяка за здоровье императора и приказал отправляться в лазарет и не показываться в штабе без годной перевязки. Было непривычно слышать, как его называют майором, тем более, что ни приказа, ни мундира, ни эполет к чину пока еще не прилагалось, поэтому обращались к Огюстену вразнобой. Штабисты, ставшие свидетелями его маневров, как к майору, остальные по-прежнему «капитан».
- А цветы где же? - хмыкнул помощник хирурга, оценив явление пациента с бутылкой.
- И цветов нет, и коньяк не вам, - огорчил медика Шабо.
- Это как обычно, - беззлобно откомментировал тот. - С цветами и коньяком не к нам, к нам в кровавых соплях и с собственными кишками в руках. Давайте, капитан, хвастайтесь русскими подвигами на своей шкуре.
Через полчаса голова наконец-то была перевязана, врач, больше не претендуя на коньяк, напоил пациента кальвадосом, естественно в медицинских целях, за здоровье императора и за взятие Смоленска, которое французы считали делом скорым и уже решенным. Действительно, стоило только взглянуть на бивак под Корытней, огромный лагерь, раскинувшийся от горизонта до горизонта, чтобы увериться в том, что подобной силе никто не сможет оказать противодействия.
До палаток кавалеристов Огюстен добрался только к вечеру.
- Отдохнули, бригадир? - осведомился он, отыскав среди них ту, что числилась за Ферье, и заглянув вовнутрь, дабы убедиться, что молодой офицер там, а не где-нибудь занят по службе. - Хотите съездить на берег и взглянуть, что осталось от двух ведер русского самогона? Или ограничимся этим императорским подарком? - Шабо выставил на большой ящик, служивший походным столом, дареный коньяк.

+5

24

- Добрый вечер, капитан, – Ферье быстро поднялся,  застегнул на все пуговицы доломан и накинул на одно плечо ментик. Взгляд в сторону и виноватая улыбка застыла на губах Гастона. Сапоги! Они стояли у стенки палатки, кем-то начищенные до блеска так, что хоть на день рождение к самому императору пойти не стыдно.
- Славно отдохнул. Настолько хорошо, что если бы сейчас объявили тревогу, то я бы ринулся в бой босым, но в ментике. Простите, капитан, - извинился Ферье и поторопился обуться.
Воспоминания о том, как ему пришлось переправлять через реку те пресловутые два ведра, для Гастона были еще свежи, как и то, с каким вожделением гренадеры смотрели на спиртное.
- Нет, капитан, боюсь, что нам нет смысла ехать к реке. Мы лишь потеряем время и утомим лошадей. Те два ведра – что капля росы под лучами солнца уже давно испарилась. Можно не сомневаться, что знакомые нам гренадеры уже все выпили за здравие императора и за свое здоровье. Да и этот коньяк оставлять тут не стоит, а везти к нашим знакомым у Корытни, означает делиться. – Бутылка коньяка – невиданная роскошь тут. С провиантом в последнее время вообще было неважно. Обозы запаздывали или подвергались разграблению в пути, несмотря на охрану. Лишь на днях они получили то, что должно было прибыть с неделю назад.
- Как видите, я тут один сегодня. Месье Дюпре не доехал живым, а Камбер погиб там на месте. Вы тут располагайтесь, капитан, я позабочусь об угощении, - Гастон вкатил в палатку пару чурбаков, которые вполне могли заменить, если не кресла, то табуреты. Конечно, он сожалел о двух погибших товарищах, но война быстро приучает к смерти. Сегодня они, завтра он, так не носить же вечно траур, лучше радоваться, что жив.
Захватив кивер, бригадир Ферье отправился к маркитанту, который сегодня щедрой рукой раздавал провиант. Вместо сухарей был даже почти свежий хлеб, битой птицы тоже было достаточно и Ферье, шепнув о госте из штаба, получил с вертела целую курицу. Набрав в кивер из корзины не совсем еще дозрелые яблоки, добытые накануне еще из местных садов покинутых русскими деревень, накрыл их половиной булки свежего хлеба, и, прихватив на оловянной тарелке курицу, посмешил в свою палатку.
- Вот, чем богаты, - Гастон поставил тарелку на импровизированный стол рядом с бутылкой коньяка, на ту же тарелку пристроил хлеб, а яблоки так и оставил в кивере, поставив его рядом со столом.
- Кроме того, тут папаша Мерло дал нам кое-что на дорогу, а я и забыл совсем. – Из лядунки была извлечена помятая фляга, та самая, из которой поили русского около лагеря на берегу  реки Вихры. Старый солдат рассудил верно, что одна фляга в обмен на два почти полных ведра спиртного вполне честный обмен. В походном хозяйстве у Ферье нашлась и пара стаканов.
- В продолжение того, откуда я знаю местный язык. Мне было пять или шесть лет, когда я с матерью приехал сюда, а в 1801 году мы вернулись во Францию. Меня звали тут Гришкой и считали…, - Гастон задумался, как сказать это на своем языке. – С одной стороны я был не дворянин, а с другой стороны и не сын прислуги. Русские дворяне часто нанимают иностранных учителей и считают, что облагодетельствовали их. Но, в то же время понимают, что рядом с ними умные и образованные люди и не знают как себя вести с ними. Порой нас с матерью представляли соседям, как заморскую диковинку. Уже тогда я понимал, как это унизительно. Россия – страна рабов. Тут продают и покупают людей. Эти виланы не могут поменять хозяина. Ужасная страна, ужасные нравы. И мне не жаль ни их, ни их господ. У России только одно спасение – стать частью великой империи Наполеона. Давайте выпьем за это. За нашу победу. За императора!

+5

25

«Почему бы не дать людям жить, как им хочется? - мысленно возразил Шабо. - Разве не в этом смысл свободы, за которую мы проливали кровь?»
Но вслух не стал говорить об этом. Бригадир Ферье верил в свою правоту, а вера солдату нужней сомнений. Ему, полевому офицеру не было нужды знать о том, как даже самые храбрые и преданные из генералов порой спорят с императором о разумности русской кампании. И недоумевают, отчего он не спешит освободить «русских рабов», ведь об этом так много говорилось до наступления.
- Ого, да это просто настоящее пиршество, бригадир! - вместо пространных рассуждений о вечных ценностях, Огюстен искренне восхитился щедростью праздничного пайка, такого изобилия в Великой армии уже давно не видывали.
- Свежий хлеб, курятина, коньяк. Сегодня мы богаты, как Крёзы. Это хороший знак. За императора, Ферье. И за наш Смоленск.
Они выпили. Потом еще раз. И еще.
- Я хотел сказать вам одну вещь Ферье, - хороший коньяк живительным теплом разливался по венам, удивительно упрощая сразу многие вещи. Утром в чистом поле Шабо скорее откусил бы себе язык, чем пооткровенничал о подробностях своего пленения. Но теперь все уже позади. Можно говорить правду. - О том, что вы спасли мне жизнь, вы, наверное, и сами догадываетесь, - заметил, он, вновь наполняя их с бригадиром стаканы. - Казаки - сущие дьяволы, а у меня даже оружия не было. Так вот, его не было, потому что этой ночью я сбежал из русского плена. Об этом я даже не стал упоминать в рапорте, представляю, какой разнос устроит мне мой генерал за отлучку. Хотя нет, уже не устроит. Мы спасли не только склады, бригадир. Мы спасли императора. Он думает, что это я его спас, но на самом деле вы это сделали. Вы не должны были подчиняться мне там, на дороге. И не обязаны были верить. И если бы я не промолчал, а вы поступили по уставу… Даже не знаю, что бы случилось. А ведь поначалу вы не собирались ввязываться в эту историю, признайтесь? - усмехнулся Огюстен. Он знал, что так оно и было, помнил неприязнь в голосе молодого унтера и ту ледяную вежливость, за которой обычно скрывается настороженность.
- В жизни все так странно складывается, одни заслуживают, других награждают. Но на мою благодарность вы всегда можете рассчитывать. А я… Кстати, что вы скажете, если я попрошу у вас несколько уроков русского языка?

Отредактировано Огюстен Шабо (2017-02-13 01:56:11)

+6

26

- Если бы нашей армии каждый день такой паек доставался, то наш поход казался бы просто загородной прогулкой, - пошутил Гастон, разламывая курицу. В щедрости маркитана был свой резон – мясо долго не сохранишь по такой погоде, а тухлятиной своих же кормить означало добавить работы лекарям.
Они пили за императора, за Францию, за взятие Смоленска и других городов. Крёзам можно все.
Признание Огюстена Шабо о своем пленении, было неожиданностью для Ферье. И знай он об этом тогда утром на разъезде, после битвы с Казаками, то трижды бы подумал прежде чем поверить капитану о русских, переодетых в форму егерей Себастиани. Но к чему бы это привело?
- А мы вообще не должны были себя обнаруживать, погнавшись за казаками. Но был такой соблазн, когда они пронеслись мимо, что мы после ночной прогулки не удержались утренней разминкой. – В свою очередь признался Гастон Ферье.
- И вы правы, ввязываться в эту историю мне не хотелось по многим причинам,  некоторые из которых были очевидны. – Гастон взял из кивера зеленое яблоко и надкусил его. Недозрелое яблоко было твердым и кислым, съесть больше половины не хватило сил. Бригадир поморщился и положил недоеденное яблоко на «стол». Потом скормит своему коню. К чему было говорить о раненном, об убитом товарище, о приказе, который нужно было исполнить, капитан Шабо и так об этом знал.
- Давайте условимся так: я ничего не слышал сейчас о вашем побеге из плена, а вы просто случайно оказались рядом с нашим отрядом. Ночь, туман в низине, незнакомые места и прочее.
Гастону повертел в руках стакан на этот раз, прежде чем выпить. Где-то в глубине души царапалась обида, что его провели как мальчишку, но с другой стороны он бы и сам, бежав из плена, не стал бы говорить об этом первому встречному.
- Спасли вы. И император все правильно думает. Это вы видели егерей, их лейтенанта и капитана с орденом Почетного Легиона. Вы убили того, кто покушался на жизнь нашего императора. А я лишь бросил кошку в лицо лейтенанта этих ненастоящих егерей. И не подоспей вы с гвардейскими архангелами, неизвестно чем закончилось бы дело. – Честно признался Ферье, вспоминая, как ему не верил лейтенант Навайль.
- Спасибо, капитан, - Гастон не стал отказываться от предложения Шабо, но и не думал, что когда-нибудь ему придется этим воспользоваться. Это сейчас они сидят за одним столом, а так никогда не предугадать, куда пошлют твой полк и придется ли свидеться с тем, с кем еще вчера стоял по соседству лагерем.
- Уроки русского языка? Извольте, - Ферье не стал спрашивать зачем это нужно капитану и много ли слов тот выучит за пару уроков.
- Яб-ло-ко. Хлеб. Ку-ри-ца. Стол. – Гастон старался четко, по слогам произносить слова на русском языке, указывая на предмет, который обозначает произнесенное слово.
- Коньяк, - показал он на бутылку и по-мальчишечьи рассмеялся.
- А слово «коньяк» у них так и звучит, - пояснил Ферье причину своего смеха.
- «Сюртук», «пальто», «суп», «ресторан», - перечислял бригадир слова, которые не имели перевода на его родной язык, потому как были заимствованы русскими и прочно вошли в их обиход.

Отредактировано Гастон Ферье (2017-02-16 03:36:01)

+4

27

- Стойте, бригадир. Стойте. Не надо «ку-ри-ца», - со смехом запротестовал Огюстен. Опьянение обгоняло чувство сытости, и это было приятное ощущение. Ни забот, ни тревог, ни мыслей о завтрашнем дне. Он слышал, как в штабе генерал Понятовский обещал, что сорвет Смоленск, как букет ко дню рождения императора. И видел, как кривился от этого обещания Мюрат, разочаровавший Бонапарта своей неудачей с дивизией Неверовского. Право, не важно, кто будет тот садовник, что нарежет смоленские розы, - поляк или француз, - главное, чтоб поскорее. Ведь им не придется теперь «биться головой о крепостные стены», как надеялись лазутчики. Вся французская артиллерия, - а император знает в ней толк, - готова к бою и развернется в полную готовность за несколько часов.
Шабо представил, как сотни пушек Великой Армии начинают обстрел русского города, и не ощутил ожидаемой радости. А подумал почему-то о жителях, каково им будет под смертоносным дождем ядер и гранат. Каково будет ей, мадемуазель Мари Баратынской.
Непривычная и неуместная тревога была тут же торопливо смыта новой порцией коньяка. Может не дойдет дело до артиллерии, разве у них мало пехоты, мало конницы? В былые дни хватало одной стремительной кавалерийской атаки, чтобы захватить город где-нибудь в Италии или Австрии. Чем русские лучше? Да ничем! Разве они устоят, если на них обрушится лавина молодцов, вроде этого отважного гусара. Конечно, нет.
- Научите меня чему-нибудь полезному, Ферье… Гастон, - попросил бретонец. - Например, про любовь. Ты очень красивая. Ты мне нравишься. Я хочу тебя поцеловать?
- Я вам не помешаю? - с преувеличенной любезностью осведомился капитан Лекуте, приподнимая полог палатки.
- Ничуть, мы еще не приступили к делу, - невозмутимо откликнулся Шабо. - А вы проявляете чудеса проницательности, капитан. Как вы меня нашли?
- По вашему рапорту. Про него там тоже упомянуто, - барон кивнул на Ферье.
- Ах, да, бригадир, познакомьтесь, это капитан Лекуте, адъютант маршала Бертье.
- Бригадир, - капитан кивнул снова, на этот раз самому Ферье. - Майор, мой маршал распорядился вернуть вас в штаб, третий корпус маршала Нея выступает к Смоленску немедленно, мы скоро двинемся следом. Оставьте парню выпивку, переночуете со штабными, у них этого добра хватает.
- Но я собирался взять его с собой…
- Кого, коньяк?
- Ферье. Он говорит по-русски, представляете. Мы как раз собирались поупражняться. Бригадир, бравых гусар в Великой армии тысячи, а русский знают единицы. Хотите действительно послужить императору?
- Только очень пьяный офицер может позволить младшему чину самому решать, чего он хочет, - пробормотал Лекуте. -  Если вам придется посылать его в бой, тоже сначала спросите, хочет он или нет?
- Нет, не спрошу. Но я кое-чем обязан месье Ферье. Поэтому спрашиваю сейчас.

Отредактировано Огюстен Шабо (2017-02-16 08:20:53)

+4

28

- Обойдемся и без курицы, - миролюбиво согласился Гастон, как раз обгладывая крылышко только что упоминаемой птицы.
- Про любовь? – брови гусара удивленно приподнялись, а на лице появилась одобрительная улыбка. – И то верно, как иначе с русскими женщинами объясняться. – Отломив кусок хлеба, Гастон промокнул им жирные после куриного мяса пальцы, а потом с удовольствием отправил в рот и сам мякиш.
- А вот многие из дворян, и в первую очередь женщины, знают французский язык. Мода здесь – изъясняться даже в своей семье на нашем языке. Представьте себе: деревня, усадьба, до другого дворянского дома лье пять, а то и больше. И вот мадам читает наши книги и говорит с мужем на ужасном французском языке, а он отвечает так же. Все счастливы и довольны. Зачем им это нужно? – Ферье сделал еще глоток коньяка и пожал плечами.
- Начнем урок прямо сейчас? – Учительским тоном, передразнивая своего учителя математики спросил Гастон и не дождавшись ответа начал импровизированный урок.
- Повторяйте, капитан: «Ты очень красивая». «Ты мне нравишься». «Я хочу тебя поцеловать», - Ферье был уже изрядно во хмелю и вначале начав произносить фразы на русском чисто машинально, дойдя до последней фразы, еле сдерживал смех. Конечно, капитан Шабо ему нравился, но целовать его вовсе Гастону не хотелось. И уж совсем комедией абсурда прозвучал вопрос вошедшего в палатку капитана и ответ, данный Шабо. Гастон чувствовал, что краснеет до корней волос. Впору было вновь окислиться яблоком для приведения себя в чувство.
- Капитан Лекуте, - бригадир Ферье встал перед старшим по чину и кивнул головой адъютанту маршала Бертье. Его лишь насторожило то, что Лекуте обращаясь к Шабо, называл его майором. Надо было меньше пить. Пить надо было меньше. Не дай бог коньяк сыграл с ним злую шутку, и он разучился распознавать знаки отличия. Но, нет, на Шабо был мундир капитана от инфантерии, да и сам Огюстен Шабо ни разу его не поправил, когда он обращался к нему по чину. Тогда пьян капитан Лекуте, - сделал нехитрый вывод Гастон Ферье, вслушиваясь в слова капитана Шабо.
- Капитан Шабо, капитан Лекуте прав, я давал присягу и не вправе решать что хочу, а что нет. Я уже четыре года ношу мундир французской армии и служу императору. – К досаде бригадира Ферье, язык у него немного заплетался, но, хвала Дионису и Бахусу, стоял на ногах он ровно.
- А если отвечать не по уставу, то месье Шабо, мы еще не закончили уроки русского языка. Повторите фразу: «Ты мне нравишься», - Ферье подмигнул Шабо и, взяв из кивера яблоко, подбросил его на ладони, а потом положил перед Огюстеном.
- Капитан, я готов и дальше служить императору в любой части его армии и сочту за честь поехать с вами, если на то не будет возражений моего непосредственного командира. – Уже на полном серьезе и без намека на шутку ответил бригадир Ферье.
- Тем более что капитан Лекуте сказал, что этого добра хватает, - тихо добавил бригадир, едва заметным жестом показывая на почти пустую бутылку коньяка.
С одной стороны Гастону жаль было покидать свой полк, своих друзей, со многими из которых был знаком не один год. Что он подумают о нем, узнав, что их бригадир по первому зову примкнул к штабным? Но честолюбивая струнка в душе Ферье шептала о том, что второго такого шанса может не предвидеться.

+4

29

- А он нахальный, - одобрительно заметил Лекуте.
- Он гусар! - напомнил Шабо.
- Тут слышится извечная зависть пехоты к кавалерии, - расхохотался маршальский адъютант.
- Ничуть. Нет ничего победоноснее, чем старое доброе каре. И русские вчера нам это доказали.
- Не догадайтесь ляпнуть подобное Мюрату, майор. И вообще, я вижу, вы изрядно набрались, ситроены. Не осуждаю, сегодня у всех нас достойный повод. И все же. Еще и фразочки русские какие-то странные. Про поцелуи. А как же «сдавайтесь!» и «где дорога на Москву?»
- В этой проклятой стране, боюсь, нам придется выучить просто «где дорога?», а потом «где еда?», - уже не слишком весело парировал Огюстен. - Но мы и правда пьяны. Идемте умываться, Ферье.
Конец дружеской пирушки, благодаря появлению штабиста, вышел скомканным. Но может оно и к лучшему. Негоже страдать с похмелья в такой великий день, как штурм знаменитого русского Смоленска. К счастью, всякая жидкость есть великое чудо природы. Например, два ведра самогона могут лишить человеческого облика роту гренадер. А два ведра холодной воды - вернуть человеческий облик паре злоупотребивших коньяком офицеров.
- А высохнем по дороге, - заключил Шабо: по той жаре, которой встречала их Россия, это было плевое дело. - Держите ухо востро, бригадир. Нутром чую, что вы недолюбливаете штабных. Но этот штаб - сердце Великой Армии, все они там - храбрецы из храбрецов, вам придется переменить свое мнение.
- Не все они там, а все мы там, - поправил адъютант. - Не понимаю, отчего вы не сказали месье Ферье, что вас повысили в чине. Стыдитесь милости императора?
- Глупо стыдиться чинов, за каждый с нас кровью взыщется, - пожал плечами Огюстен. Хотя да, постыдился. Рассказывать сначала про плен, пусть и кратковременный, а потом про новые эполеты было не слишком удобно, одно совершенно не следовало из другого. - Просто приказа еще нет.
- Приказ уже есть, - развеселился Лекуте. - Это штаб армии, Шабо. Один росчерк пера - и все готово. Вступите в Смоленск майором, так что местные красавицы вас и по-французски поймут…
Штабные офицеры всю дорогу подшучивали друг над другом, а протрезвевший Ферье благоразумно помалкивал, следуя совету своего старшего товарища. Французский лагерь между тем пришел в движение, Торжественно маршируя перед императором, пехота третьего корпуса выстраивалась в походную колонну. Мосты уже навели, и именно храбрецам маршала Нея выпала часть первыми взглянуть на стены Смоленска. Завтра ранним утром, конечно же. От Корытни до смоленских пригородов все еще оставались те самые шесть лье, что утром так впечатлили бретонца.

Эпизод завершен

+5


Вы здесь » 1812: противостояние » Труба трубит, откинут полог, » День подарков (15 августа 1812 года, Смоленщина)